НИРВАНА — НЕ ЛЮБОВЬ: «СЛУЧИТЬСЯ ВЕСНОЮ» НЕ МОЖЕТ
и, разумеется, никакое не «самоубийство духа» 🙂
===================================================
.
Из книги в книгу на Западе (и у нас) кочуют безумные заблуждения о понятии НИРВАНЫ как якобы «уничтожении личности», «растворении в небытии» — и прочая подобная ерунда.
.
Буквально слово «нирвана» значит «непоколебимость [ветром или посторонним движением]», а вовсе не «смерть личности» или, согласно частному мнению отдельных горе-физиологов, «кататонический ступор».
.
В «безветрии» (совсем буквальное значение — для хомячков, однако, упрощенное) свеча [в оригинале — масляная лампа как один из символов сознания] не тухнет, а напротив — горит ЯРЧЕ, горит стабильно и не может потухнуть от случайного порыва «ветра»; для «угасания» в санскрите полно терминов, но «нирвана» в их число не входит. Но на самом деле — действительно совсем буквально — нирвана значит «ВЫ-дувание» или «выход» (nis- «наружу» + vaa- «дуть, веять; двигаться» + -ana- процессуальный суффикс имени действия), то подразумевает всего-навсего ВЫХОД лишь ИЗ ОБУСЛОВЛЕННОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ, но не из всякого конкретного существования (это плеоназм: действительное существование и может быть только конкретным, даже если оно парадоксальное и в пропедевтических целях описывается, скажем, как «ни существование, ни несуществование, ни существование-и-несуществование, ни то и другое вместе»). 🙂
.
Однако вернемся к свече — это более поздний образ. При этом, поскольку у каждого предметного сравнения всегда ограниченная область полной аналогии, о КОНЕЧНОСТИ (или окончании) горения светильника тут речи не идет вообще: это сансара КОНЕЧНА, но безначальна; а нирвана, напротив, «С-НАЧАЛЬНА», но бесконечна; а вместе они — как дедекиндово сечение в определении иррационального числа, но это уже выпендреж для математиков [его вообще надо отсюда выпилить]). 🙂
.
Тибетский термин (myang ‘das) еще более буквален, только означает он не «отсутствие вкуса» (как некоторые вульгарно трактуют), а «отсутствие претерпевания». Также нирвана — это НЕ отсутствие опыта конкретного восприятия, поскольку характерными признаками состояния будды являются так называемые «ЯСНОСТЬ И ПУСТОТА», в единстве, из коих «ясность» (тиб. gsal) [это узкоспециальный технический термин, относящийся к шитхро (для тех, кто в теме), а не просто «ясность вообще и непонятного чего»] есть как раз-таки опыт КОНКРЕТНОГО восприятия, однако, избавленный навсегда от форм-и-содержаний, могущих причинить лично тебе-как-будде страдания (потому что у тебя больше нет основы претерпевания, а не сознания!). Потому что все формы явлены «по-прежнему» конкретно, а вот содержание у них другое — «пустотное» (т.е. неспособное быть вторичной причиной для проявления активности клеш, поскольку сами клеши стали пятью мудростям). Но что-то мы отвлеклись…
.
Здесь то, с чего данный очерк начался, совершенно случайно и в виде дискуссии с небуддистом на другую тему (https://www.facebook.com/agastyasomayaj…/…/1112311572232162…).
Мою специальную лингвистическую заметку о термине САНСАРА см. ниже на стене (опубликована еще летом: https://www.facebook.com/agastyasomayajin/posts/1035394316590555). Там нет просторечных оборотов, как здесь. 🙂
.
В специальном йогическом смысле (что особенно выражено в высших тантрах) нирвана означает наконец найденную и обнаруженную внеконцептуальную неподвижность как своего рода «твердую почву», на которую опираются все «подвижные» результаты практики (в частности, Дхармакая неизменна, а Рупакая изменчиво-адаптивна, ибо предназначена для удовлетворения нужд живых существ).
.
Ничего подобного распространной в популярных пересказах и «околосказах» бредятине в этом понятии нет и в помине — просто ребята не хотят изучать источники. Махаяна — это как раз более сугубо индийская идея (это реплика в ответ на предположение о возможном влиянии извне), чем как будто чуть более старшая Хинаяна (последняя представляет просто начальный, еще не доведенный до логического систематизма сходный комплекс идей). Обе они эти подсистемы представляют собой рационалистические разработки двух древних идейных линий (восхваления активной позитивной морали, охватывающей и социум, и аскетическо-протомонашеской линии; но в случае буддизма у них другой — но общий для обеих базис). И дело не в том, что в Махаяне, помимо стремления к личному освобождению от страданий, нужно еще помогать от них избавляться другим живым существам в рамках системного императива (концепция Каруны, в более узком смысле истолкованная христианством как менее обоснованная «любовь к ближнему» — тем не менее, вполне прозрачно заимствована именно из буддизма), а в том, что целевое состояние полного Освобождения [не «от телесного бытия вообще и от мира», как кажется знакомому с системой поверхностно] не предполагает утраты статуса активного, деятельного субъекта, а как раз-таки наоборот (в конкретном бытии субъекта путем особого праксиса здесь устраняется и преображается лишь основа для пассивного претерпевания — и в этом прикладной технологический смысл буддийской философии, который западному миру еще предстоит освоить хотя бы на уровне сухой идеи). До идеи «логического отщепления» пассивной стороны бытия обыденного субъекта от его активной конкретной стороны еще надо было додуматься, а для начала — логически строго их обе определить, что само по себе нетривиально и беспрецедентно в человеческой истории (некоторые историки-структуралисты любят подчеркивать, что сложные структуры мышления территориально моногенетичны и распространяются лишь путем заимствования — это как раз тот самый случай).
.
Некоторые (даже некоторые современные якобы «буддисты») с сомнением и скепсисом высказываются о первостепенной значимости о представления о перерождении и карме. Сделаю для них маленькое открытие. Именно ЛОГИЧЕСКАЯ идея непрерывного перерождения потока сознания конкретной (нестатической, но цепно-связной) личности есть ядро буддийской РАЦИОНАЛЬНОЙ философии, отличающей ее от добуддийских верований во всякую иррациональную ерунду. Поэтому «изъять» ее из системы нельзя. И «абстрактифицировать» («что-то там перерождается, может быть, но ко мне это особого отношения не имеет») — тоже. Поскольку работа с причиной этого (не с «прошлыми жизнями», разумеется, и не с гипнотической «регрессией») — задача ответственного субъекта, практика. Третий компонент — идея освобождения от страдания путем уничтожения его причины. Тоже выполняется субъектом-«философом», конкретной лично ответственной личностью, поскольку самопроизвольно (как в мифологическом сознании) или несоразмерно усилиям произойти не сможет. В этом коренное отличие начал греческой и индийской рациональности: у них разные предметы, хотя и есть сходные методы и даже структуры.
.
Никакой стройной теории перерождения до буддистов не было (потому что это именно ФИЛОСОФЕМА и примета рациональности, хотя и совершенно незнакомая европейскому уму — по сию пору). Как не было и стройной философии структуры личности — как в пределах одной жизни, так и в череде этих жизней. Была именно «вера» в какое-то смутное воздаяние и лучшую долю, которые большей частью происходят сами по себе или «по воле богов» (а иногда — вследствие логически непрозрачных мистико-ритуальных действий). Хотя тут я, пожалуй, самую малость преувеличил… 🙂
.
То же самое касается идеи полной личной ответственности за свои поступки не перед божественными сущностями (и даже не перед «членами общины» и прочими соплеменниками), а исключительно перед собой же — при ее доведении до полной логической проработки. Здесь Европа и по сию пору остается на уровне архаического сознания (как, разумеется, и массовая индусская Индия — хотя формы «фактической безответственности» 🙂 существенно разные). Идея перерождения и «преемственности личностей» нужна не для того, чтобы воображать себя фантазийно в прошлом, скажем, Клеопатрой, а для того, чтобы понимать, что любое наличное бытие есть следствие исключительно собственных осведомленности, направления движения в мире и характера воздействия на различные по своей природе внешние (и внутренние) объекты (поэтому собственное состояние субъекта зависит от предыдущих действий, а непосредственно следующее состояние — уже также и от действий за мгновение-кшану до этого, т.е. система открыта). Однако, поскольку внешние объекты, что явствует даже из обыденного опыта, в результате предыдущих на них воздействий изменяют свое состояние, при следующей встрече с ними нужно иметь это в виду и, если эта встреча необходима, соответствующим образом изменять свое поведение, а также обзаводиться дополнительными инструментами. Поскольку переложить ответственность не на кого в принципе. Будды и бодхисаттвы, конечно, помогают избавиться от боли и вообще, но они не думают и не делают за тебя. В этом их отличие как от архаических политеистических богов, так и от монотеистических или олиготеистических (включая молитвенных «святых заступников») религиозных фигур, представляющих новую форму той же архаики.
.
Опять-таки, буддийский Анатман — это не «отсутствие личности или сущности ВООБЩЕ» (опять забываем про индийский праксеоцентризм!), а призыв к зрелой личности, ибо вера в вульгарный, статический и неизменный Атман — вещь тоже безответственная. Она означает, что «уж душа-то тебе бессмертная гарантирована». А это не так. То, что сохраняется «бессмертным» само по себе, без специального праксиса сознательного субъекта — не есть личность и не есть вещь — и не есть то, что можно гарантировать (и не есть что-то ценное и конкретное). А Анатман не означает, в свою очередь, отсутствие ВСЯКОЙ врожденной сущности у человека. Он означает отсутствие самоподдерживающегося существенного конкретного тождества составляющих личность конкретных элементов во времени, т.е. принципиальную возможность полной инженерии собственной личности во всех отношениях! Однако, существо, родившееся из утробы, из яйца или из «выпотов», принципиально не может быть совершеннным буддой. Буддовость — это результат ДВУХ ДЕЯТЕЛЬНЫХ НАКОПЛЕНИЙ (так называемых «заслуг» и «мудрости»: на деле, овладения полным сострадательным «инструментарием», который можно изучить, только действуя, и полного знания предметов его потенциального применения, включая и самого себя) [это, правда, очень сжатая трактовка: в другом месте попробую раскрыть эту тему подробнее, с цитатами].
.
Далее сделаю небольшое культурологическое отступление с использованием более современных терминов.
.
Буддизм есть целевая инженерия личности. Начинается инженерная деятельность с психотехнологических основ, которые, в свою очередь, требуют специального целостного [миро]воззрения. Один из его компонентов можно условно назвать представлением о «голографическом строении [прежде всего — моей, но и всякой] личности» (которое ни в коем разе не означает архаического «растворения своего я в других»; выявление этой структуры потребовало разработки систематической психотехнологии, а не просто поверхностного эпизодического «самонаблюдения», поэтому это представление также есть исторически уникальное достижение).
.
Суть этого представления можно вкратце передать так (не претендую на исчерпывающее описание; пример будет с «причинением страдания другим живым существам»): причинять страдания другим живым существам не следует и нежелательно (!) для любого разумного существа не только НЕ по эстетическим причинам абстрактного характера («это некрасиво»), не только НЕ из-за обычая и репутации («позор! что люди скажут!» или «у нас так не принято»), не только НЕ потому, что «боженька накажет», и не только НЕ потому, что «в следующей жизни обижать тебя будут они» (это уже брахманистская архаика), а потому что, личность, при всех возможностях ее инженерии, имеет такие базовые структурные инварианты, что определенные действия, совершаемые вроде бы «вовне» и над «отдельными от меня» субъектами-как-объектами, в том случае, если это хотя бы с какого-либо отслеживаемого боку живые существа, способные испытывать страдания и не причиняющие, в свою очередь, соразмерных страданий тебе, — так вот, собственные действия по причинению страдания «другим» приводят к «запуску» внутреннего (!) механизма своего собственного, структурного «сопустственного страдания» (в качестве «компенсации», и на физиологическом уровне тоже, — вместо «опережающего сострадания» как правильной позиции, позволяющей избавиться от внешних причин собственного возможного страдания путем сокращения его у хотя бы непосредственно окружающих тебя других субъектов) вместе с «внешним и отдельным» другим живым существом, которому был причинен вред (это еще один упрощенный вариант буддийского определения сансары, более детальная его проработка дана в концепции Пратитья-самутпады; на самом деле, тут ничего не «запускается», а все это работает циклические, но стадиально, да еще и условным разделением на так называемые [внутренние] «первичные причины» и [внешние] «вторичные причины», или условия проявления конкретного потенциала).
.
При этом, страдание это не «бессознательное», а всего лишь «недостаточно рефлексируемое в отношении цепочки причин и следствий» (а по-простому — кажущимся образом относимое насчет других, более близких и ярких во времени «причин», на самом деле оными не являющихся): подобно тому, как наивный человек по-настоящему плохо понимает, что дурные привычки приведут не просто к болезненной смерти («это еще не скоро и вообще неправда, а удовольствие — сейчас и конкретно!»), но и к постепенному перерождению в целиком болезненное существо (которому таблетки существенно не помогут, потому что устранение основного следствия возможно лишь через устранение его основной, первичной причины, которая в данном случае «перзистирует»). Еще более обывательский пример: с похмелья надо не на плохую закуску «грешить», а на собственную склонность к неумеренному употреблению крепкого алкоголя как такового. 🙂
.
Нам часто говорят, что якобы более острое восприятие человеком страданий именно других людей, а не других живых существ — это что-то вроде «врожденной нормы». Но это — [само]успокоительное вранье, а вовсе не универсалия (да, статистически это в узком диапазоне мирного и процветающего времени так, но лишь по статистическим же законам «большего подобия» и «социальной инерции»): зажравшийся наглец печется о благе своего попугайчика, домашней свинки или даже автомобиля и айфона крайне трепетно, но с полным безразличием оставит умирать, скажем, незнакомую старушку с голоду. Где же — «любовь к ближнему-то» и «душа по природе христианка»? 🙂 Если в душе что-то там и «ёкает», то чаще всего как-то малодеятельно и едва заметно (да и старушки — лишь капля в море предметов сострадания — на всех не «наёкаешься», как некоторые скептики бы могли цинично заметить). Но главное, что переводной термин «сострадание» аллюзионно крайне неудачен: это НЕ испытывание тех же или хотя бы каких-то страданий, что и тот, на кого смотришь (ибо плач при виде худосочных голодных детей в Африке ДЛЯ ВСЕХ АБСОЛЮТНО БЕСПОЛЕЗЕН, а для собственного здоровья еще и вреден, детям же с этого ничего не перепадет), а непосредственное деятельное движение к практическому устранению причины страдания других (которое требует упорной тренировки — упражнений, опыта осмысления собственных действий и выяснения их реального результата: сначала оно весьма неуклюжее и неуместное, потому что «сострадание без мудрости слепо»). «Ну я же хотел как лучше» в кандидаты на буддийское сострадание тоже не тянет, даже если это очень деятельно.
.
С позиции вопроса о страданиях и их причине (и принципиальной устранимости оной) человек «встроен» далеко не только и не столько в человеческий же социум (это во многом как раз абстракция, кажущаяся реальной только применительно к очень узкому кругу достаточно близко знакомых и часто лишь перечислимых поименно людей), а в «сообщество» всех живых существ, количественно принципиально не ограниченное, — живых существ, с которыми принципиально можно установить либо симбиотические, либо нейтральные отношения, либо отношения «инициативного размежевания» (на данном этапе — пока не развиты средства сострадательного взаимодействия с ними, но для сохранения возможности собственного развития). Но устанавливать их — дело сознательного субъекта («меня»), а не случайности или авося. В этом здесь суть.
.
Метаюридическая «арамейская» (о которой говорит, например, Андрей Шуман) рациональность требует присутствия как минимум трех строго отдельных друг от друга людей и только людей (если у нас еще нет концепции тройственного разделения властей Шарля-Луи де Монтескьё 🙂 ): законника-и-судьи (или заменяющий его монотеистический владыка), истца и ответчика (тернарная, «тринитарная» или трицентрическая рациональность).
.
А индо-буддийская рациональность одновременно моносубъектная и универсалистская (моноцентрически-радиальная): она требует одного активного субъекта (без «встречных ожиданий», но не в виде насильственного императива типа «делай другим всегда только благо, даже если тебе больно» — этот идиотизм тоже представляет собой вариант извращения исходной идеи; суть в том, что твои действия к концу пути должны стать не обусловленными действиями других, направленными на тебя, а исключительно твоими состраданием и мудростью, преломленными в их наличных реальных нуждах; однако, это не «альтруизм» в смысле безусловно необходимого как такового «лишения себя [чего бы то ни было жизненно необходимого]»; например, сбор подаяний — это специальное упражнение, а вовсе не «единственная основа пути к состоянию будды») и всех возможных других субъектов как единого, хотя и технологически разделенного на «процедурно-объектные» классы «других» субъектов (с разными типами и масштабами способности к сознательному реагированию на действия центрального субъекта [«тебя»] — прямые и символические).
.
.
.
Все вышеприведенное, в той мере, в какой оно ошибочно, безусловно представляет собой лишь убогое и неполноценное частное мнение недалекого, исполненного нравственного несовершенства и необразованного хозяина данной страницы, а в тех жалких крупицах, которые, возможно, содержат зерно действительной пользы хотя бы для одного живого существа (если таковое зерно обнаружится) — обязано исключительно мудрости великих учителей прошлого!
