Из «Биографии Хазрат Инайят Хана»
Моя работа на западе оказалась намного более сложной, чем я мог себе это представить. Работа на Западе во имя духовного Дела для меня была подобна путешествию по холмистой местности, а не путешествию по морю, которое гладко и ровно. Во-первых, я не был миссионером определённой веры, делегированным на Запад её сторонниками, я не являлся представителем Восточного культа какого-либо Махараджи. Я пришёл на запад с Посланием Бога, Чей зов я услышал, и за моей миссией не стояло ничто земное, кроме моей преданности Богу и веры в Истину. В странах, где ни один человек не знал меня, где у меня не было рекомендаций, у меня не было ни одного знакомого или друга. Я оказался в новом мире, где коммерциализм стал центральной темой жизни, где царил материализм. Во-вторых, присутствовала языковая сложность, но она была вскоре преодолена; так как я много работал и поэтому моё владение языком улучшилось. Предубеждение против Ислама, существующее на западе было другой трудностью для меня. Многие считали, что Суфизм — это мистическая сторона Ислама, и эта мысль поддерживалась энциклопедиями, которые говорили о Суфизме, как о вышедшем из Ислама, и люди находили подтверждение в том, что я был рождён мусульманином. Конечно я не мог сказать им, что это Универсальное Послание этого времени, так как никто не был готов понять это. Моё Послание мира очень часто было интерпретировано термином пацифизм, на который многие смотрят без одобрения. Я всегда чувствовал подозрения со всех сторон, лучи прожекторов были направлены на меня в подозрении, что моё Движение может быть политическим, что всегда затрудняло работу, к моему великому сожалению. Когда Ганди выступил против корпораций, я почувствовал скрытое влияние, приходящее отовсюду, встающее против моей деятельности, связанной симпатией с востоком. Затем я почувствовал, что пришло время перенести место расположения Движения в такой город, как Женева, который был всеми избран международным центром, несмотря на все стремления моих любезных мюридов остаться в Англии. Я всегда старался в своей работе не вставать на сторону какой-либо определённой нации, я всегда пытался сохранить свободу Движения от любых политических теней. Широкое поле политической активности открылось передо мной во время войны, и если я не спешил извлечь выгоду из подобной деятельности, так только потому, что моё сердце всегда было занято потребностью мира в братстве. Люди моей собственной страны, посчитавшие, что я занят чем-то, совершенно отличавшимся от того, что они ожидали от меня, смотрели на меня с антипатией, многие из них вредили мне, что добавило трудностей, с которыми я должен был встретиться. Поэтому в моей борьбе на западе, вместо поддержки со стороны востока, я встретил оппозицию, что сделало мою жизнь зажатой между двумя каменными стенами, и я выносил эту боль, утешая себя той идеей, что история повторяется. Я был бы наиболее счастлив сидеть со своей виной в руках, где-нибудь в лесу, в одиночестве, и не было бы больших желаний для меня. Затем наступило время, когда не стало достаточно времени, чтобы продолжать мою музыкальную практику. Это было слишком великой потерей для моего сердца, чтобы вынести её. Но тем не менее я должен был терпеть, так как в каждый момент своего времени я был погружён в работу. Особенно я скучал по музыке Индии, о том флюиде, питавшем мою душу с самого моего рождения на земле. Но для моей музыки была необходима земля Индии, сок этой почвы для меня, чтобы продолжать жить, воздух Индии, чтобы дышать, небо Индии, чтобы смотреть на него и солнце Индии для вдохновения. На западе я оставил своб музыку, так как если бы я продолжал, я не был бы полностью удовлетворён ею, хотя жертва музыкой была не малой. На западе я часто чувствовал тоску по дому; особенно в моменты, когда проявлялось моё желание уединения, я чувствовал себя очень не уютно во всех обстоятельствах, несмотря на всё то, что я любил, и чем восхищался на западе. Мои братья, находясь со мной на западе, давали моей страждущей душе великое утешение, так как они представляли для меня Индию. Позднее я понял, почему душа дервиша, подобная моей, безразличная к жизни в миру, постоянно влекомая одиночеством, была помещена в самую гущу мирской жизни. Это была моя подготовка. Как мирской человек я научился ответственности и требованиям мирской жизни; которые тот, кто стоит вне этой жизни, каким бы духовным он ни был, не способен понять. Чтобы чувствовать сострадание к моим мюридам, оказавшимся в различных жизненных ситуациях, чтобы быть способным поставить себя на их место и взглянуть на их жизнь, это было необходимо для меня. Кроме того, чтобы иметь дело с различными характерами и душами на разных уровнях эволюции, для меня было необходимо получить опыт семейной жизни, особенно с детьми, на их разных стадиях развития, что даёт полное представление о человеческой природе. Ора Рэй, в последствии Амина Бегам, рождённая в Нью Мехико 8 мая 1892 года, вышла из семьи Бэйкер из Кентукки, её великий дядя судья Бэйкер был известен в Чикаго. С детства Амина Бегам проявляла большую силу воли. В этом проявилась тенденция её родственников, миссис Эдди Бейкер, которая распространяла в мире Христианскую науку. В ранней юности Амина Бегам однажды увидела у своей кровати фантом, восточного мудреца, который на мгновение появился и прошёл мимо. Затем она увидела сон, как Восточный мудрец берёт её на руки и поднимает к небу, и несёт её через море. В это же время, с сердцем, рождённым восхищаться всем прекрасным и красивым, с сердцем, смелым и отважным, я был готов отдаться зову девы, которой суждено было стать моим жизненным партнёром. В медитации мне пришли знаки о моей будущей женитьбе, также в видениях мне была показана та, которой предназначено было стать моей женой, в этих видениях мой Муршид внушил мне, что грядущая жизнь была необходима для исполнения предназначения моей дальнейшей жизни. Амина Бегам стала матерью моих четырёх детей. Несмотря на большое различие в расе, национальности и обычаях, она оказалась надёжным другом в радости и печали, подтвердив идею, в которую я всегда верил, что внешние различия не имеют значения, когда присутствует единство духа. Испытания, выпавшие в моей жизни, не имелиобычный характер, и для неё это также было не малой проверкой. Жизнь, подобная моей, целиком посвящённая делу, всё более и более вовлечённая в постоянно растущую активность Суфийского Движения, естественным образом отвлекала меня от мыслей и внимания, которые были посвящены моему дому и семье. Большую часть времени моей жизни я должен был проводить вне дома, а когда я находился дома, я всегда был очень занят, и конечно на Амину Бегам всегда падала обязанность встречать гостей с улыбкой в любых обстоятельствах. Если бы не помощь Амины Бегам, моя жизнь, загруженная тяжёлой ответственностью, никогда не позволила бы мне полностью посвятить себя Суфийскому Движению. Именно своей постоянной жертвой она проявила свою преданность Делу. После двенадцати лет скитаний и жизни без дома на западе, с большой семьёй, с целью, которую я носил, наконец я был одарен четырьмя стенами в Сюрене, благодаря любезной симпатии моего голландского мюрида Мевроу Егелинг. Целью было, чтобы разъезжая по миру с проповедями, я чувствовал бы облегчение, что мои малыши имеют крышу над головой, чтобы укрыться от жары и холода. Благословением свыше пришла в мою жизнь святая душа, по имени Фазал Май, что означает Милость Бога. Дом также был назван Фазал Манзиль, рукой Провидения, стал моей главной опорой, дающей мне комфорт и поднимающий мою голову вверх в благодарности.
