Мудрость Скомороха

У скоморохов было два термина для обозначения маски — личина и харя. В языке Тропы личины сопоставимы с социальными ролями или характерными способами поведения, хари — с мышечными масками. И то и другое должно быть сорвано с человека, чтобы проявилась его божественная сущность. Естественно, это исключает какое-либо воспитывающее воздействие со стороны другой личности. Доверие к Миру и Богу под личинами настолько велико,что никакое несоответствие того, что выходит наружу по мере чистки, идеалам ведущего не заставило бы его вмешаться и внести собственные коррективы в рождающийся перед ним образ, за исключением одного: если человек начал этот путь, нельзя позволить ему сдаться посредине и предать себя. Эта чистка на самом деле называлась Креcением и производилось Тропой от старого русского слова Крес, то есть огонь, живой огонь. По сути Кресение означает науку возрождения или второго рождения. Нас еще можно воскресить, но путь заложен в самом наборе личин, которыми мы закрылись от Мира.
При таком подходе задача оказания помощи личности становится не воспитательной, а целительской (в смысле возвращения цельности), а игра, с ее колоссальной способностью удерживать интерес человека улученным на себе, является одним из важнейших орудий, инструментов этого процесса.
Однако,прежде чем пытаться понять, что это за инструмент, необходимо иметь представление, как наши предки видели структуру личности.
Личность(лицо, лице, личина), на самом деле, понималась не просто как набор ролевых форм поведения. Проявлениями личности считались все формы, условно говоря,несущностного поведения, включая болезни, отсутствие каких-либо способностей и даже само человеческое тело.
В момент освобождения от личности Дух человека должен уйти из тела, но если он принимает решение задержаться в нем, то удерживается он там с помощью особой силы — Соби(особь, особа). Она имеет определенную форму проявления, своего рода конструкцию, которая называется Состав. Очищенный состав Соби позволяет Духу или Свету незамутненно изливаться в Мир, превращая его в Белый Свет. Любые замутнения состава Соби придают проявлениям Духа личностные характеристики идолжны быть устранены.
Даль определяет охоту как состояние человека, который чего-нибудь хочет. Это соответствует пониманию Тропы. Именно неиссушенная охота, то есть, наличие учеловека состояний, когда он хочет чего-то помимо естественных потребностей, и есть то, что привязывает его Дух к земной жизни. Никакие условия не помогутдуховному росту, пока не будет иссушена Охота. Любые попытки обойти Охоту в себе с помощью запретов, как в христианстве и йоге, или самопрограммирование ввиде настроев, аутотренинга, самовнушения, как и внешнего программирования,кодирования, гипнотизирования только усилят личность и отодвинут достижение духовных целей. Сначала надо избавиться от внутреннего сумасшедшего дома,который создается нереализованными желаниями.
Иссушение интереса-охоты не означает отказа от чего-либо мешающего, оно означает снятие проблемы так, чтобы просто нечему было мешать. Нормальный человек имеет в своем распоряжении все возможности, которые предоставляет ему человеческая форма существования. Это естественно. И эти возможности должны естественно реализовываться по мере надобности, по мере появления потребности в их применении. Любая страсть или отказ от нее означает несвободу и тут же становится проблемой. В русском языке этот механизм зафиксирован в двойном значении слова страсть. Страсть — это и горячее желание, и страдание. Причем,страдание скорее всего долгое и повторяющееся, типа пытки. Это дает возможность понять, что такое настоящая естественность. Уподобиться детям не означает стать инфантильными. Как раз наоборот — вести себя естественно — это значит, спокойно и очень разумно удовлетворять все возникающие у тебя желания, так что бы ни одно не осталось задавленным и управляющим тобой из подсознания, то есть,страстью.
Современному человеку такая свобода в удовлетворении своих желаний может показаться опасной.И это правильно, потому что его естественные желания задавлены с такой силой,что давно стали страстями с огромным разрушительным зарядом. Просто выпустить их наружу означало бы катастрофу для общества. Для обезвреживания страстей и желаний, превышающих уровень естественных потребностей, и служит игра.
Русский языкне случайно понятие Игра сближает с забавой, потехой и охотой. Слово Забава означало в древнерусском языке еще и магию. Забавати — заклинать,заколдовывать. Забавники, потешники, игрецы, веселые, как звали на Руси скоморохов, как наследники древнего жречества, всегда были колдунами. Забавы Тропы — это иссушение Охоты с помощью игр и потех.
Все время своего существования официальное христианство ненавидело и преследовало игру,хотя Христос и предлагал своим последователям быть как детям. Никто из отцов церкви, очевидно, не задумался, с какого же момента человек перестает быть ребенком. А если мы непредвзято присмотримся к детям, то со всей очевидностью увидим, что состояние ребенка — есть постоянное пребывание в игре. Это божественная игра, Лила индуистско-ведической традиции или Леля русской (Русский припев Лель-Полель означает Играй-Поиграй!). Именно она творит миры, она является творческой потенцией Демиурга и естественно перерастает в Майю, мировую иллюзию, сопоставимую в русской традиции с Мороком, то есть тем, чем является Мир людей.
Точно так же пребывает в игре до момента повзросления любой детеныш, не только человечий.
Но в какой-то момент мы заставляем ребенка разделиться со своим естеством и стать существом социальным, то есть отделенным от Мира пленкой условностей общественного восприятия Природы. Это и есть корневой надлом человеческой Души, с которого начинает завиваться первый Венец нашей личности. И свобода от нее не наступит, пока не будут высвобождены все надломы нашей согнутой в дугу души. А их легион.
Дух приходит в человеческое тело только за тем, чтобы освободиться от каких-то древних ошибок, которые отяжеляют его, делают зависимым от охоты. Он приходит играя, потому что жизнь Духа есть Игра. Поэтому он играет ребенком. Он даже взрослым еще долго помнит это. Коренной надлом еще не означает поражения. Но в какой-то момент, изнемогая под тяжестью ошибок и ответственности за них и за еще одну идущую к проигрышу жизнь, он принимает решение — освободиться от этой тяжести, которая именуется тяги земные, как можно скорее, успеть до конца жизни, выжать из нее максимум возможного, раз уж все равно приходится страдать. До этого момента жизнь не имеет для нас ценности, она не осмысляется и не рефлексируется, она не отделима от ее носителя, она просто не дает себя уничтожить. Теперь это Моя жизнь! Этим мы отторгаем себя от собственной жизни, потому что она слишком тяжела и болезненна, но зато мы начинаем ее ценить до чрезвычайности, потому что она перестает быть состоянием, а становится почти что собственностью, временным отрезком, за который мы можем успеть раз и навсегда освободиться от всей накопившейся боли. Если в божественной игре выигрыш и проигрыш по сути равнозначны, потому что без проигрышей не было бы выигрышей, то есть смысла, то в игре личностной проиграть нельзя, потому что ценой является освобождение от нескончаемых пыток и страстей. Вот так накапливаются решения, надломы, переплетаются в сложнейшие узлы и формируется человеческая личность. И вся она есть только мусор и препятствия в достижении свободы и естественности, особенно сильная личность. Что делать? Просто вернуться к тому состоянию, в котором мы пришли на Землю.
Нельзя ни от чего в себе освободиться запретом или решением «так не делать». Нельзя натренироваться быть свободным. Освободиться можно только выпуская наружу все, что ты носишь в себе. Тренировка, воспитание, этикет лягут дополнительным грузом. Запрет просто загонит охоту еще глубже в твое естество, так что ты просто перестанешь отличать себя от нее и будешь считать, что такова твоя естественная природа. Для того, чтобы вино потеряло крепость, его надо не запечатывать, а позволить выдохнуться. Как бы необоримо ни влекло тебя к желанному, постепенно, по мере повторений, наступает пресыщение, и интерес к тому, что было предметом страсти, пропадает. Вот это и есть основной принцип иссушения.
Личностные структуры чрезвычайно запутаны по форме. По содержанию же своему они есть запечатанная, законсервированная энергия желаний, влечений, страстей. Но даже запечатанные, они сохраняют свойство управлять поведением человека. Народная традиция объясняет это тем, что с этими «порчами» в человека проникают злые духи, естественно, имеющие собственную волю. Это тема особого разговора, тем не менее, дух ли, энергия ли, просто сила, но оно должно быть выпущено из человека. Делается это либо Кресением, либо Игрой, во время которой Одержанию дается возможность реализоваться в ритуальной форме. Все эти способы изгнания одержимости, злого духа, порчи и т. п. являются обрядами и могут рассматриваться как ключи, отмыкающие подвалы нашей личности. Они должны отвечать двум требованиям: многократное интенсивное повторение и комбинирование, перебор всевозможных вариантов, чтобы случайно не оставить неразряженной какую-нибудь хитроумно заплетенную ветвь личины.
Игра полностью отвечает этим двум требованиям. По сути, основными и универсальными характеристиками игры и являются повторяемость и способность перебирать варианты. Даже когда мы имеем в виду игру воображения, игру светотени или игру природы.
В этом смысле игра дарована нашему Духу как способность к освобождению. Нам трудно это понять, но игра всего лишь физиологический механизм Духа, сродни физиологическим механизмам очищения тела. Игра своего рода «перистальтика духовного кишечника». Пусть это звучит кощунственно, но зато позволяет подойти к обретению Воли по-кресьянски практично. Впрочем, это не более кощунственно, чем требование убивать всех встречных Будд.
Нам следует понять, что наше мировоззрение коренным образом отличается от мировоззрения наших предков. Можно сказать, что мы совсем другой народ, другие люди. Когда-то наши предки, как и все индо-европейские народы, знали, что эта жизнь не единственная, она лишь одно из многих воплощений или рождений. Речение «жизнь игра» — означает, что не надо подходить к этой жизни как к единственному шансу. Это лишь одна игра из огромной серии наших рождений. Одна игра не потеха! Играя, мы можем и не достичь Свободы за одну жизнь, но мы не можем проиграть, пока Душа играет в нас. Но то не игра, что взаправду пошла. Как только мы взаправду начинаем относиться к жизни, у нас нет возможности выиграть. Выиграть можно только игру. А как ее выиграть, если ее больше нет, если игра закончилась, и все пошло всерьез?!
Жизнь надо прожить играючи, чтобы успеть иссушить как можно больше «клея», привязывающего нас к проблемам этого мира. Исчерпание этого заряда и определяет универсальность игры для всего, что имеет душу, вклеенную в тело, даже если это лишь животная душа, Жива. Игра, может быть, и не Бог, но она совершенно явственное присутствие в нас божественного. Средневековые христианские проповедники обвиняли русский народ в том, что он «…лжею и игрою бога вменяюще…» Но это не так, русские не подменяли игрою и сказкой Бога, они были в Боге с их помощью.
Игра — это время, когда Боги приходят к нам. Сейчас, теперь, настоящее — это пора играющих Богов, и ты можешь участвовать в этой Игре на равных. Тысячелетия Русь призывала со всех хороводов: «Лель, Полель!» И спешили Боги и Люди, боялись опоздать ко времени…
Русским так свойственно спохватываться слишком поздно, что даже сквозь века мы слышим предостережение своих пращуров: «Не играла ворона вверх летучи, а на низ летучи играть некогда!»
Что может относиться к духовному составу человека? Наша культура говорит: Дух,
душа… Может ли сюда входить что-то еще? Возможно,душевность, духовная сила, дух,
как состояние сознания, например, как в выражениях вроде сила духа, не хватило духа…
Вот, кажется, и все.
В действительности, мы просто не знаем этой части себя и мира, и ограничиваемся
тем, что услышали между делом. Почему-то мы крайне не любопытны в отношении
собственной духовности и бессмертия. Похоже, нам слишкоммного били по рукам, и
так отучили таскать сладости, держать ручки под одеялом и видеть собственную душу…
Народ же говорил о нескольких душах, иногда насчитывая до трех, хотя чаще видел
лишь две. Но, кроме того, были такие состояния как дух,призрак, привидение,
ведогонец, ерегонь. Всех их объединяет то, что они, как и душа, оказываются некими
необычными телами, в которых существую Я. Все их можно назвать духами — с малой
буквы, в отличие от Духа, который есть во МНЕ. Духами в том смысле, что так их видят
внешние наблюдатели.
И означаетэто, что по народным наблюдениям у человечества существует довольно
обильная духовная жизнь не только в том смысле, в каком нас воспитала
естественнонаучная пропаганда — как тяга к искусству и литературе.
А как мир, дополнительный к нашему, в котором мы живем нетелесной жизнью.
Что мы можем сказать об этой духовной жизни? Казалось бы, ничего, поскольку
сами к ней не прикасались. Однако даже те, кто не помнит за собой таких подвигов, как
пребывание в духовных телах, все же совсем немало знает обэтом из той самой общей
культуры, в которой существует.
К примеру, мы все, оказывается, осознаем, что любой дух, призрак или привидение
— это своеобразное тело. Осознаем мы это по тем признакам,что в этих телах
сохраняется осознавание себя каким-то Я, часто — личностью,вроде тени отца Гамлета.
И мы все знаем, что призрака можно спросить, что ему нужно,зачем он пришел. Если
такой вопрос ощущается возможным, значит, мы предполагаем,что для привидений
существуют причинно-следственные связи, а это уже явный признак наличия разума.
Вместе же эти признаки говорят о том, что даже у духов есть некая внешняя
оболочка, которую мы видим и можем считать телом, есть некое Я, которое внутри, и
для содержания которого и нужно тело. И есть какое-тосознание, способное хранить
образы, делающие возможным то или иное общение.
Если вдуматься, то тоже самое относится и к душе.
Когда мы говорим о призраках и привидениях, мы чаще всего подразумеваем, что
это какие-то неупокоившиеся души, которые тело покинули, но в свой мир не ушли, и
бродят возле людей, пока не сделают то, ради чего задержались. Так это или не так, не
столь уж важно, важно пока лишь то, что таковы наши представления.
Про них можно сказать, что это дым, который не бывает без огня.
Откуда-то унас взялись именно такие представления о душах. Конечно, можно
посчитать, что они были нами восприняты вместе своспитанием, как образцы народных
представлений. Но я подозреваю чуть большее: когда некое представление приходит к
нам от других людей, мы проверяем его на соответствие действительности,
непроизвольно сравнивая с тем, что видим внутренним взором.И если соответствия нет,
мы ощущаем, что передаем этот образ дальше, как шутку. Но в отношении души шутить
получается только у тех, кто избрал видеть мир иначе.
Да и те шутят не по поводу души, а по поводу тех навязчивых душеборцев, что
проскулили своим слащавым ханжеством все уши, и вдействительности не ищут
действительного видения, а хотят лишь подчинять своему влиянию всех, кому нужна
душа. Чего греха таить — вокруг таких важных предметов, как душа и бессмертие, греется слишком много спекулянтов и хищников.
Но что будет,если попробовать просто вглядеться в собственную культуру,
проверяя то, что в ней есть, на соответствие своей внутренней действительности. Это
удивительное путешествие, потому что оно открывает, что мы вовсе не так уж мало
знаем о том, чего «совсем нет», как нас убедили…
Прежде, чем начать изучение своего духовного состава,необходимо описать то, что
доступно самому простому и легкому познанию. Зримый состав,как это называли в
старину, — это то, что видимо зрением, осязаемо руками и может быть исследовано
приборами, как это делает наука. Он очевиден, он есть, и говорить только о духовном
составе, значит, разрывать себя, отрываться от той основы, к которой привыкли как к
самому себе.
Зримый состав человека изучают физика, физиология и биология. Анатомия его
описывает. В него входят ткани, кости и различные органы, с их жизнедеятельностью.
Являются ли их описания, сделанные наукой, ошибочными? Безусловно, но столь же
безусловно и то, что они верны.
Безусловно ошибочны описания науки лишь в том смысле, что достижение
абсолютной точности в подобном деле, наверное, невозможно, и в описаниях ученых
постоянно вскрываются какие-то ошибки. Однако, это не значит, что в целом эти
описания тоже неверны. И физика, и биология верны в рамкахтех законов, которыми
они себя ограничили. Поэтому не принимать их в расчет было бы большой ошибкой.
Все, что описано в отношении МЕНЯ физикой, биологией и физиологией, действует. И
это было бы не лишним знать.
Но вот беда —не хочется!
Мы все до какой-то степени знакомы с научным описанием самих себя, то есть
человека. И нам неинтересно углублять эти знания. Любопытно,почему? Когда я
пытаюсь ответить на этот вопрос лично для себя, то ощущаю,что мне просто не хочется
забивать свою голову, скажем научно, излишней информацией.Научные знания больны
бессмысленностью, вот в чем их порок. Поскольку они никуда не ведут, кроме
увеличения самих себя, то и нужны только тем, кто их производит.
Главное же мы все знаем еще из школы: человек — это куча хлама по имени атомы и
молекулы, которые каким-то естественнонаучным чудом собрались вместе, но не
надолго. Скоро они распадутся и растворятся в исходном хаосе. Очень важно, что
научные знания о человеке ведут в смерть и только в смерть.И самое главное:
углубление научных знаний не может привести к открытию пути к жизни. Таков закон,
в рамках которого наука исходно изучает человека: человек —не духовное существо.
Души нет, духа нет, жизни, кроме телесной, тоже нет…
Наука очень подходит обществу потребления. И еще больше она подходит для
уничтожения духовности. Но именно поэтому она скучна, инужна только тем, кто на
ней зарабатывает себе деньги и славу. Остальные либо живут научно,
либо поворачиваются к науке спиной, и изучают то, что она отказалась не только
изучать, но даже признавать.
В сущности,все они — искатели пути в бессмертие, в жизнь и другие миры…
Тем не менее,прямо внутри того, что можно считать научным описанием человека,
есть дверки к знанию об иной жизни. Вот, к примеру, вопрос отом, как сознание
передает образы движения телу? Как вообще возможно движение,если есть только
биоэлектрическая машина, кости и мышцы? Каким-то образом эти самые
электрические импульсы, вызывающие мышечные сокращения,должны быть
отражением образов, которые есть в моем сознании.
Этот вопрос не решен ни физиологией, ни психологией. Но он прямо ведет к
созерцанию души, потому что образы, какими бы они ни были,будут воплощаться
только если душа этого захочет. Если не душа, то Я. Кто-то должен захотеть и вложить
силу своего желания в один из необозримого множества образов, имеющихся у МЕНЯ.
Захотеть,сделать выбор и вложить силу.
Это самое краткое описание лестницы, ведущей ко МНЕ, какое могло бы быть
доступно психологии. К сожалению, она боится сюда заглядывать, потому что
посередине одной из ступеней будет сознание, другой — душа, а между ними еще
множество тонких тел или сред, которые передают желание и избранный образ, все
уплотняя его до такой степени, пока он не станет прямо вызывать в нервной системе
электрические разряды. И эти разряды сложатся в тот же образ, но уже в веществе не
сознания, а тела. Оно называлось Тель.
Когда я говорю «тель», я знаю, что это неожиданно и незнакомо. Современный
человек уже не помнит этого слова, хотя оно есть в словаре Даля. Но мне важно, чтобы
вы почувствовали, что раньше народ видел человека иначе. Это чувствуется в том, что
для телесного вещества было имя не мясо, не ткань, а тель. А само состояние, в котором
тель находится, пока в нее не вошел образ, называли Лухта.
Лухта — жидкое, кашеобразное состояние. Сказать, что тело лухтово,
значит, показать, что ты видишь его жидким и текучим.Жесткими в теле являются
только кости. Но тело бывает жестким отнюдь не из-за них.Кости всего лишь не дают
тели сминаться, но жестким и напряженным его держат образы. Убери у человека образ
внутреннего напряжения, и его тело вдруг блаженно расплывется… в бою это можно
показать ярко.
Если видеть себя не так, как предписала наука, а так, как видел народ, становится
возможным многое, о чем мы и мечтать не смеем. Если удалось сделать тела
лухтовыми, можно увидеть, как они впитывают в себя образы и принимают их, меняясь
на глазах. И это не гибкость и не пластичность, как сейчас говорят. Это не временное.
Народ, к примеру, не случайно связываетдва понятия: дура и дурнеть. Если баба
подурнела, старики-скоморохи принимались ее ругать, будто это ее личная вина. И даже
готовы были отлупить. Ругали и били за то, что она дура. И ведь вот чудо — я и видел это
и сам после делал — стоит ей разобраться с причиной поглупения и вернуться в разум,
как она хорошеет! Видимо для женщины быть красивой не есть данность от рождения,
скорее, это выбор жизненного пути, который как-то очень жестко связан с выживанием.
А обеспечивает выживание разум…
Что может относиться к духовному составу человека? Наша культура говорит: Дух,
душа… Может ли сюда входить что-то еще? Возможно,душевность, духовная сила, дух,
как состояние сознания, например, как в выражениях вроде сила духа, не хватило духа…
Вот, кажется, и все.
В действительности, мы просто не знаем этой части себя и мира, и ограничиваемся
тем, что услышали между делом. Почему-то мы крайне не любопытны в отношении
собственной духовности и бессмертия. Похоже, нам слишкоммного били по рукам, и
так отучили таскать сладости, держать ручки под одеялом и видеть собственную душу…
Народ же говорил о нескольких душах, иногда насчитывая до трех, хотя чаще видел
лишь две. Но, кроме того, были такие состояния как дух,призрак, привидение,
ведогонец, ерегонь. Всех их объединяет то, что они, как и душа, оказываются некими
необычными телами, в которых существую Я. Все их можно назвать духами — с малой
буквы, в отличие от Духа, который есть во МНЕ. Духами в том смысле, что так их видят
внешние наблюдатели.
И означаетэто, что по народным наблюдениям у человечества существует довольно
(Продолжить)
обильная духовная жизнь не только в том смысле, в каком нас воспитала
естественнонаучная пропаганда — как тяга к искусству и литературе.
А как мир, дополнительный к нашему, в котором мы живем нетелесной жизнью.
Что мы можем сказать об этой духовной жизни? Казалось бы, ничего, поскольку
сами к ней не прикасались. Однако даже те, кто не помнит за собой таких подвигов, как
пребывание в духовных телах, все же совсем немало знает обэтом из той самой общей
культуры, в которой существует.
К примеру, мы все, оказывается, осознаем, что любой дух, призрак или привидение
— это своеобразное тело. Осознаем мы это по тем признакам,что в этих телах
сохраняется осознавание себя каким-то Я, часто — личностью,вроде тени отца Гамлета.
И мы все знаем, что призрака можно спросить, что ему нужно,зачем он пришел. Если
такой вопрос ощущается возможным, значит, мы предполагаем,что для привидений
существуют причинно-следственные связи, а это уже явный признак наличия разума.
Вместе же эти признаки говорят о том, что даже у духов есть некая внешняя
оболочка, которую мы видим и можем считать телом, есть некое Я, которое внутри, и
для содержания которого и нужно тело. И есть какое-тосознание, способное хранить
образы, делающие возможным то или иное общение.
Если вдуматься, то тоже самое относится и к душе.
Когда мы говорим о призраках и привидениях, мы чаще всего подразумеваем, что
это какие-то неупокоившиеся души, которые тело покинули, но в свой мир не ушли, и
бродят возле людей, пока не сделают то, ради чего задержались. Так это или не так, не
столь уж важно, важно пока лишь то, что таковы наши представления.
Про них можно сказать, что это дым, который не бывает без огня.
Откуда-то унас взялись именно такие представления о душах. Конечно, можно
посчитать, что они были нами восприняты вместе своспитанием, как образцы народных
представлений. Но я подозреваю чуть большее: когда некое представление приходит к
нам от других людей, мы проверяем его на соответствие действительности,
непроизвольно сравнивая с тем, что видим внутренним взором.И если соответствия нет,
мы ощущаем, что передаем этот образ дальше, как шутку. Но в отношении души шутить
получается только у тех, кто избрал видеть мир иначе.
Да и те шутят не по поводу души, а по поводу тех навязчивых душеборцев, что
проскулили своим слащавым ханжеством все уши, и вдействительности не ищут
действительного видения, а хотят лишь подчинять своему влиянию всех, кому нужна
душа. Чего греха таить — вокруг таких важных предметов, как душа и бессмертие, греется слишком много спекулянтов и хищников.
Но что будет,если попробовать просто вглядеться в собственную культуру,
проверяя то, что в ней есть, на соответствие своей внутренней действительности. Это
удивительное путешествие, потому что оно открывает, что мы вовсе не так уж мало
знаем о том, чего «совсем нет», как нас убедили…
Прежде, чем начать изучение своего духовного состава,необходимо описать то, что
доступно самому простому и легкому познанию. Зримый состав,как это называли в
старину, — это то, что видимо зрением, осязаемо руками и может быть исследовано
приборами, как это делает наука. Он очевиден, он есть, и говорить только о духовном
составе, значит, разрывать себя, отрываться от той основы, к которой привыкли как к
самому себе.
Зримый состав человека изучают физика, физиология и биология. Анатомия его
описывает. В него входят ткани, кости и различные органы, с их жизнедеятельностью.
Являются ли их описания, сделанные наукой, ошибочными? Безусловно, но столь же
безусловно и то, что они верны.
Безусловно ошибочны описания науки лишь в том смысле, что достижение
абсолютной точности в подобном деле, наверное, невозможно, и в описаниях ученых
постоянно вскрываются какие-то ошибки. Однако, это не значит, что в целом эти
описания тоже неверны. И физика, и биология верны в рамкахтех законов, которыми
они себя ограничили. Поэтому не принимать их в расчет было бы большой ошибкой.
Все, что описано в отношении МЕНЯ физикой, биологией и физиологией, действует. И
это было бы не лишним знать.
Но вот беда —не хочется!
Мы все до какой-то степени знакомы с научным описанием самих себя, то есть
человека. И нам неинтересно углублять эти знания. Любопытно,почему? Когда я
пытаюсь ответить на этот вопрос лично для себя, то ощущаю,что мне просто не хочется
забивать свою голову, скажем научно, излишней информацией.Научные знания больны
бессмысленностью, вот в чем их порок. Поскольку они никуда не ведут, кроме
увеличения самих себя, то и нужны только тем, кто их производит.
Главное же мы все знаем еще из школы: человек — это куча хлама по имени атомы и
молекулы, которые каким-то естественнонаучным чудом собрались вместе, но не
надолго. Скоро они распадутся и растворятся в исходном хаосе. Очень важно, что
научные знания о человеке ведут в смерть и только в смерть.И самое главное:
углубление научных знаний не может привести к открытию пути к жизни. Таков закон,
в рамках которого наука исходно изучает человека: человек —не духовное существо.
Души нет, духа нет, жизни, кроме телесной, тоже нет…
Наука очень подходит обществу потребления. И еще больше она подходит для
уничтожения духовности. Но именно поэтому она скучна, инужна только тем, кто на
ней зарабатывает себе деньги и славу. Остальные либо живут научно,
либо поворачиваются к науке спиной, и изучают то, что она отказалась не только
изучать, но даже признавать.
В сущности,все они — искатели пути в бессмертие, в жизнь и другие миры…
Тем не менее,прямо внутри того, что можно считать научным описанием человека,
есть дверки к знанию об иной жизни. Вот, к примеру, вопрос отом, как сознание
передает образы движения телу? Как вообще возможно движение,если есть только
биоэлектрическая машина, кости и мышцы? Каким-то образом эти самые
электрические импульсы, вызывающие мышечные сокращения,должны быть
отражением образов, которые есть в моем сознании.
Этот вопрос не решен ни физиологией, ни психологией. Но он прямо ведет к
созерцанию души, потому что образы, какими бы они ни были,будут воплощаться
только если душа этого захочет. Если не душа, то Я. Кто-то должен захотеть и вложить
силу своего желания в один из необозримого множества образов, имеющихся у МЕНЯ.
Захотеть,сделать выбор и вложить силу.
Это самое краткое описание лестницы, ведущей ко МНЕ, какое могло бы быть
доступно психологии. К сожалению, она боится сюда заглядывать, потому что
посередине одной из ступеней будет сознание, другой — душа, а между ними еще
множество тонких тел или сред, которые передают желание и избранный образ, все
уплотняя его до такой степени, пока он не станет прямо вызывать в нервной системе
электрические разряды. И эти разряды сложатся в тот же образ, но уже в веществе не
сознания, а тела. Оно называлось Тель.
Когда я говорю «тель», я знаю, что это неожиданно и незнакомо. Современный
человек уже не помнит этого слова, хотя оно есть в словаре Даля. Но мне важно, чтобы
вы почувствовали, что раньше народ видел человека иначе. Это чувствуется в том, что
для телесного вещества было имя не мясо, не ткань, а тель. А само состояние, в котором
тель находится, пока в нее не вошел образ, называли Лухта.
Лухта — жидкое, кашеобразное состояние. Сказать, что тело лухтово,
значит, показать, что ты видишь его жидким и текучим.Жесткими в теле являются
только кости. Но тело бывает жестким отнюдь не из-за них.Кости всего лишь не дают
тели сминаться, но жестким и напряженным его держат образы. Убери у человека образ
внутреннего напряжения, и его тело вдруг блаженно расплывется… в бою это можно
показать ярко.
Если видеть себя не так, как предписала наука, а так, как видел народ, становится
возможным многое, о чем мы и мечтать не смеем. Если удалось сделать тела
лухтовыми, можно увидеть, как они впитывают в себя образы и принимают их, меняясь
на глазах. И это не гибкость и не пластичность, как сейчас говорят. Это не временное.
Народ, к примеру, не случайно связываетдва понятия: дура и дурнеть. Если баба
подурнела, старики-скоморохи принимались ее ругать, будто это ее личная вина. И даже
готовы были отлупить. Ругали и били за то, что она дура. И ведь вот чудо — я и видел это
и сам после делал — стоит ей разобраться с причиной поглупения и вернуться в разум,
как она хорошеет! Видимо для женщины быть красивой не есть данность от рождения,
скорее, это выбор жизненного пути, который как-то очень жестко связан с выживанием.
А обеспечивает выживание разум…
Природа человека
Исходно русский народ считает, что учеловека есть душа. Как вы понимаете, это сразу делает все последующее не­научным,что не значит, что оно не соответствует действитель­ности. Хуже того, если народ прав, и душа есть, вся естествен­ная наука — ложь, вроде революционной идеологии. И творилась она не как описание действительности, а как революционное мировоззрение, позволяющее перевернуть — совершить револт — и захватить мир.
Наличие души — первое условие, которое надо принять, если мы хотим понять Науку думать. Его можно назвать мифологи­ческим представлением, лежащим в основе психологических взглядов русского народа.
Второе условие, которое придется учитывать, это народные представления о том, что у человека не одна, а две души, в отличие от животных. Собственно говоря, еще Аристотель пи­шет о множественности душ, в частности, о телесной, чувству­ющей и разумной. Думаю,что понятия о двух или трех душах человека были общеиндоевропейскими. И русский народ, как свидетельствует этнография, тоже считал, что у человека две или три души.
Одна — Живая или Животная душа, иначе называется Жива. Она обеспечивает жизнь тела, точнее, даже не жизнь, а жизне­деятельность.Вторая — Человеческая душа, в которой содер­жится наше Я, и которая способна покидать Тель, или физичес­кое тело.
В отношении Живы я могу сказать лишь то,что нечто подоб­ное непременно должно быть. Единственное наблюдение, кото­рым я могу поделиться в ее отношении, это знание, что, пока я был вне тела, тело продолжало жить и все его жизненные от­правления как-то совершались и чем-тоу правлялись. Есть ли действительно нечто самостоятельное, какая-то сущность, по­добная Душе человеческой, отдельная от тела, я сказать не могу. Может быть, это работает само тело, как говорят ученые, ин­стинктивно.
Но слово «инстинкт» ничего не объясняет.Оно лишь позво­ляет быть спокойным и думать, что всё объяснено. Как и словечко «организм». Что такое инстинкт и организм, в действительнос­ти, никто не знает.А если рассуждать строго, то «организм» во­обще излишнее понятие, потому что,если у человека нет души, то есть только тело. И тогда организм либо обозначает тело, либо же незаметно возвращает понятие о душе, не называя ее. Но тело,если им все исчерпывается, либо должно осуществлять само всё, что для него требуется, либо есть нечто, что телесно не объяс­нимо, и тогда приходится делать допущение, что существует не­что, что можно назвать умно «организмом»,либо как и называ­ли русские люди — Телесной душой, Живой.
Я не в состоянии пока вести исследование этой души и огра­ничусь лишь тем, что народ считал, что у животных Души нет, а есть лишь нечто на нее похожее, — «одна пара», — как это запи­сано в этнографических источниках. То есть нечто, похожее на пар. Оно же — животная душа. Как у растений есть нечто, подоб­ное душе, обеспечивающее им возможностьжить, что называ­лось растительной душой или Жнивой.
Важно для изучения Науки думать лишь то,что души не могут жить прямо в телах. Они сквозь них проваливаются. Поэтому они испускают из себя некое тонкое вещество, называемой Парой, которое и становится средой, в которой и живут, будучи воплощенными в тела. Эта Пара оказы­вается и средой, в которой душа творит свои образы, и переда­точной средой,обеспечивающей управление телом через Тело боли. На научном языке Тело боли,наверное, можно было бы назвать нервной системой. Хотя оно и включает в себякое-что еще, кроме нервов. Но об этом я предпочту рассказывать в рабо­те,посвященной телесной психологии.
Пока же должен лишь отметить то, что испускаемая душами Пара есть тонкоматериальная среда, из которой и творятся об­разы,становящиеся основой Разума и думания. Но если это так, то у человека, имеющего две души, должно быть два разума. Или же, что будет вернее, Я имею разум, но мое тело тоже имеет свой разум. И он, при определенной искусности в самонаблюде­нии,может быть виден.
Виден же он как странности в нашем поведении, когда вдруг мое решение заменяется на какое-то иное, желанное телу.Я, конечно, при этом ощущаю эту странность всего лишь как соб­ственную непоследовательность и даже сам себе удивляюсь: надо же, какой я все-таки слабак — никак не могу отказать себе в подобных мелочах! И считаю, что все хорошо и управляемо: ведь это я сам отменил собственное решение, а значит,пугаться нечего…
Однако, если самонаблюдение углубляется,становится оче­видно, что тело — это самостоятельное существо, к которому я лишь имею отношение, но Я не есть Тело! И тело это не просто мое, оно имеет собственную жизнь, выражающуюся в его по­требностях, и к тому же оно меня любит, а я его всячески му­чаю!..
Итак, понять, как мы думаем, нельзя, еслине понять, как устроен человек, то есть я. И не найти, что во мне думает. При­рода человека имеет сложное устройство, включающее несколь­ко составов. Естественная наука ограни­чила себя одним лишь телесным составом, что завело ее в тупик. Но кроме него есть и духовные составы, которые необходимо учитывать. Первый из них называется Душевным составом и со­стоит из Человеческой души и того, чтообеспечивает ей жизнь в теле.
Душевный состав
Душевный состав — это все то, что относится во мне к душе: собственно сама душа, среда, которую она создает вокруг себя, чтобы существовать в теле, и та часть телесного устройства, ко­торая позволяет телу принимать и удерживать в себе душу. Кроме того, есть и устройство самой души.
Начну с последнего. Душа является тонковещественным телом, содержащим в себе дух и Я.
я осознаю себя как Я. Часто именно Я,вслед за Декартом, и считают душой. Однако это совсем не так. Душа — не более чем тонковещественное тело, заполненное духом, в котором и пре­бываю Я. Чтотакое дух? Что такое Я? Вопросы без ответов. По крайней мере, еще долго без ответов…
Но душа точно не Я, потому что она МОЯ. Ипроявления ее так же телесны, как и у Тели, то есть физического тела. Не так же вещественны, вещественность у них разная, но так же теле­сны. Это надо различать.
Душа вселяется в тело и удерживается в нем с помощью осо­бого телесного устройства, которое называется Стогнами. Стогн несколько, и они соединены между собой Тропкой, по которой текут дух и жизненная сила. Каким-то образом именно их тече­ние и обеспечивает возможность душе удерживаться в теле. Как будто ее ловушка создана из самого движения духа,и этим дви­жением духа и силы жизни и захватывает душу…
Для психолога-прикладника все начинается с понимания того, как творятся образы, поскольку именно они составляют и наш разум, и мышление, и всю нашу культуру. Образы же тво­рятся из того тонкоматериального вещества, которое Душа вы­деляет из себя, чтобы жить в естественной для себя среде. Веще­ство это, как я уже говорил, называется Парой. Думаю, из-за того, что при некоторых условиях его можно видеть вокруг чело­века как парок, или как «парение» теплого воздуха над огнем.
Пара — это, по сути своей, вещество сознания. Иногда ста­рики так и называли ее сознанием. Но тут нужны пояснения.Наука и философия преимущественно понимают сознание как способность сознавать.Это наследие картезианской метафизи­ки, которая пыталась все знания о человеке свести к математи­ческим понятиям, поскольку видела в математике идеал точно­го языка рассуждений.
Поскольку картезианцы, а за ними все философы Нового времени, хоть и пытались увидеть мир иначе, сами были воспи­танниками христианской культуры, они невольно ис­пользовали множество заимствованных из нее понятий, кото­рые были для них само собой разумеющимися. Одним из таких неосмыслявшихся понятий было представление о том, что душа бессмертна. Пытаясь понять это математическими мозгами, еще Декарт пришел к выводу, что бессмертие души возможно лишь в том случае, если душа неразрушима. А это, в свою очередь,может быть свойством только неразрушимых тел.
А что не может быть разрушено? Только то,что далее неде­лимо. Единица или точка. И вот душа превратилась в математи­ческую точку, которой и существует до сих пор для всех метафи­зиков. Точку же оказалось очень легко отождествить с искрой самоосознавания, которая говорит про себя Я. Так душа не толь­ко стала внепространственна или непротяженна, но еще и равна Я. И это крепко засело как научное суеверие, полностью отри­цавшее христианские и народные наблюдения.
Сознание же оказалось тем, что теряется при «потере созна­ния», то есть способностью осознавать происходящее. Еще одно крутое заблуждение, до сих пор правящее научными умами. По­скольку со времен Просвещения задачей науки была борьба с религией не на жизнь, а на смерть,истинные ученые, то есть верные члены научного сообщества,создававшегося по образцу тайного революционного или террористическогообщества, при­нимали символ веры, который звался научным мировоззрени­ем, а на деле был договором никогда не быть субъективным, но всегда исследовать мир объективно. На деле за этими малопонятными словами скрывался отказ признаватьдушу и требование исходить из того, что души нет, а мы — лишь тела или мыслящие вещи. Поэтому ученому запре­щено смотреть из себя — из субъекта, — а требуется смотреть извне, как если бы он мог сделать себя бездушной вещью, вроде прибора,и удушить все чувства, кроме рецепторного восприя­тия и рассудка. В общем, не очень умная детская игра…
В итоге сознание оказалось способностью осознавания, при­надлежащей Я, то есть математической точке. А с тем и самопревратилось в некое свойство точки, похожей на лампочку: если выключить лампочку, то сознание пропадает — теряется. И вспы­хивает, если кто-то в состоянии щелкнуть выключателем…
Иными словами, психологическое понимание сознания — точечно, непротяженно. К тому же, заимствовав у физиологии естественнонаучную обрядность, психологи посчитали субстра­том сознания мозг. А мозг совсем не мог рассматриваться тем пространством, в котором живут образы.Образы, как утвержда­ют сами психологи, — идеальны!
И вдруг содержания сознания! Чтобы иметь содержания, нуж­но быть хранилищем, то есть обладать объемом и даже устрой­ством.Но точка или сознавание для этого непригодны! А тут еще эта поспешно прихваченная физиологичность!
Родились даже новые науки, вроде нейропсихологии.Какие-то научные шарлатаны из статьи в статью убеждали чело­вечество, что количество нейронов мозга достаточно велико, чтобы хранить всю нашу память.Другие шарлатаны, видя, что шестнадцати миллиардов клеток слишком мало для того, чтобы закодировать все те образы, что мы имеем и храним, начали искатьэти отпечатки в глие — межнейронной жидкости.
Но это было уж совсем трудным делом,потому что связать образы с химическими особенностями вещества так же невоз­можно,как выложить их из нейронов. К сегодняшнему дню передовая научная мысль склоняется к тому, что­бы неимоверно раздувать количество межнейронных связей,ут­верждая, что их так много, что ими можно закодировать любое количество образов…
Без ответа остается лишь вопрос: как мы при этом, глядя внутрь своих мозгов, видим эти самые образы? Даже если ней­ронов и хватит, чтобы создать коды, как эти коды превращают­ся в образы? Кто и где их в них превращает? Как воссоздаются все те воспоминания, которыми мы живем?
Да и математика в этих построениях хромает: даже если будет найдена единица кодирования, сторонники этой теории едва ли представляют себе, сколько таких единиц потребовалось бы, что­бы кодировать тот объем образов, который мы имеем и ежесе­кундно приращиваем.Шестнадцать миллиардов клеток, способ­ных делать до десятка или около тогосвязей — просто мизер, по сравнению с действительным объемом вселенной, которую я ношу в своем сознании.
Но бог с ними, с сомнениями в естественнонаучной карти­не мира. Быть может, однажды наука нащупает и действительно убедительные объяснения.
Реально все образы, которые мы имеем,живут совсем не в мозге. И вообще, человек не думает с помощью мозга. Мозг нужен лишь для управления телом и запоминает лишь постоянно повторяющиеся действия. Причем запоминает так же, как и всё остальное тело: творя узлы напряжений, вроде шрамов или мышечных комков. Если исполь­зовать современное компьютерное сравнение — память мозга — это BIOS. То есть память, внесенная в чипы, что рез­ко ограничивает ее размеры. Основное же содержание памяти — в софте, то есть в программном обеспечении, которое снаружи.
Снаружи и души и тела. Пара разливается вокруг души, за­полняясь образами. Новые впечатления, превращаясь в образы,отодвигают старые образы дальше от тела и от души. И тем делают их менее доступные нашей памяти — в сущности, оку души. Так же отодвигаются и воспоминания о предшествующих жизнях.
Вначале, когда ребенок только родился, он еще помнит про­шлую жизнь, но задача создать разум, соответствующий новым условиям выживания, и освоить тело так сложна, что юная душа посвящает всю себя творению новых образов. Они и отодвигают старые в такую даль, что ко времени,когда ребенок хоть немно­го высвобождается от битвы за тело и выживание,воспомина­ния уже очень далеко от его видения…
Не знаю, вся ли память пространственна и можно ли извле­кать из нее любые воспоминания. Но определенные образы дей­ствительно вполне осязаемо видны вокруг нас существующими в окружающем наше тело, азначит, и душу, пространстве. И с ними можно работать.
А поскольку они сделаны из Пары, значит,они веществен­ны. И хоть эта вещественность и очень тонкая, но она вполне доступна воздействию. А значит, и постановке опытных спосо­бов изучения сознания или сознательной части душевного состава.
Сознание
Честно признаюсь: я не понимаю, как памятьмо­жет храниться в окружающем меня пространстве. Точнее, я могу представить,как слои сознания расползаются вокруг меня не­видимым облаком. Но как устроено подобное хранилище и как оно позволяет использовать всю эту громадину, я не вижу. Что-то мне об этом говорили, но я, видимо, не понял, потому что не запомнил.
Правда, я неплохо помню и вижу то, как хранится ближняя к нам память в особом устройстве сознания, Око­лице памяти.Также я неплохо вижу ту часть устройства нашего сознания, которая позволяет непосредственно использовать об­разы и извлекать их из общего хранилища памяти.Об этом устройстве, Мережке, как и об Околице, надо рас­сказывать особо. Но сначала надо описать общие свойства созна­ния или Пары.
Дух наш — дух божий — лишь дарован нам, нопринадлежит он не этому миру и всегда стремится вернуться к себе домой.Условно, можно описать это стремлением легкого газа в воз­душном шаре взмыть вверх, на Небеса, где и находится наш настоящий дом. Сама среда Небес состоит из духа, поэтому там дух просто растворяется в общей среде и больше уж никуда не движется. Но пока он помещен в мою душу, он задает ей посто­янное стремление двигаться и тянет домой.
Путь домой прям и ясен. Но путь души с нимне совпадает. То, что для духа прямо, душа может пройти, лишь обходя те помехи и несовершенства, которые в ней содержатся. И поэтому прямой путь духа оказывается на деле сложнейшими петлями наших судеб. Кривыми и окольными путями, если глядеть на них отсюда. И все же, все эти пути — лишь воплощение необоримой устремленности духа прямо к своей цели…
Зачем душе приходить в мир? Зачем ей проделывать все эти сложные и болезненные путешествия, а не просто отдаться ду­ховному порыву и не вознестись туда, откуда он вошел в нее? Похоже, ответ прост и давно дан человечеству: рад бы в рай, да грехи не пускают. Точнее, несовершенства души. Ведь души, как считает русский язык, могут быть и черны­ми, и злыми, и кривыми. И просто не проходят в то игольное ушко, через которое влечет их дух.Или оказываются слишком тяжелы для такого путешествия, поскольку содержат слишком много камней за пазухой.
Чтобы просочиться в это ушко, надо стать гибче и легче. А для этого надо очиститься в огне плотных миров.
Вот плотность и оказывается основным испытанием для на­шего сознания, как несовершенства — для души. Плотность —это не только то, что твердое. Это все, что может убить новорож­денное тело, вкоторое я воплотился: твердое, холодное, горя­чее, острое, голод, жажда, другая плоть… С точки зрения тел, плотность — это лишь то, что мы ощущаем как твердое вещество. Но это совсем не так для души и ее сознания.
Судите сами: то, что плотно для тел,свободно проницаемо для душ. Они проходят сквозь твердое вещество, как призраки проходят сквозь стены. Вещественная твердость — лишь морок, иллюзия для душ.Как сами души — для тел. Для них плотностью, которая может их задержать,являются знания о том, что может разрушить тело. А тело необходимо сберечь,потому что без него не будет решена задача воплощения.
Поэтому душа создает образы всего, что может помешать выживанию моего тела, и потом живет среди них, а не среди вещей и существ. Именно эти образы, которые, по сути своей, являются знаниями, и ощущаются душою действительной плот­ностью, которая разрушит тело. И ей все равно, что именно его разрушит, важно лишь то, что все это разрушит плоть, азначит, является с ней одной природы — плотной. Потому и огонь, и холод, и тель— все это тоже плотности.
И их надо уметь избегать. Избегание это и оказывается тем, что делает путь нашего духа сквозь этот мир кривым и извилис­тым.
Как душа создает образы тех помех, которые могут разру­шить данное ей в воплощении тело? Используя его же органы восприятия, то есть, получая с их помощью впечатления.
У души есть свои средства восприятия. И когда выходишь из тела, а потом висишь над ним, понимаешь, что восприятие души чрезвычайно похоже на телесное восприятие. Настолько похо­же, что вначале кажется, что подымаешься не из тела, а всем телом. Почему?
Да потому, что душевное восприятие всегда присутствует внутри того восприятия, которым мы пользуемся в жизни. Мы простопривыкли считать, что воспринимаем телесными орга­нами. А в действительности,наше восприятие всегда двуслойно. И мы всегда владеем двумя способами восприятия: телесным и Душевным. И даже можем по собственному выбору переключаться с одного на другой. Но воплотившись в новорожденное тело, душа осознает, что ее способность восприятия неполезна в новых условиях. Ведь она не понимает, что опасно вокруг нее. Ее не жжет огонь, не моро­зит холод, ей нестрашны голод и жажда, к тому же она не боится острых предметов и твердых углов. Чтобы выжить теле­сно, надо освоить телесные способы восприятия инакопить зна­ния обо всех опасностях этого мира.
А какая главная опасность нас подстерегает?
Сам этот мир.
Поэтому первое, что принимается создавать душа с помо­щью телесного восприятия — это Образ мира, в котором и раз­мещаетвсе частные и мелкие опасности, а также возможности и источники жизненной силы.
Чтобы создать образ мира, необходимо иметь материал, на котором его можно нарисовать — табула раса, чистую доску, как говорили в древности. Сократ, Платон и Аристотель считали такой доской саму душу младенца. Ближе к современности ею стали считать наше сознание. И то и другое верно.
Во всяком случае, душа получает впе­чатления от органов восприятия сама. И получает именно так, как это скрыто в русском слове впечатления — в виде отпечат­ков. В этом представлении они совпадали с древними греками. Отпечатки эти впечатываются прямо в поверхность души, про­давливая ее, и тем вызывая в ней те или иные чувства. Но повер­хность души невелика, и если оставить отпечатки на ней, она скоро переполнится ими и перестанет воспринимать действи­тельность. А это смерть.
Поэтому душа постоянно испускает из себя новое вещество, из которого и состоит ее поверхность, — ту самую Пару. Пара —как кожа души, сначала передает ей ощущения, хранящиеся во впечатлениях, а потом уносит их прочь от тела, выталкиваемая новыми слоями сознания,заполненного образами.
Собственно говоря, сознание — это главное свойство пары сознавать. То есть превращать впечатления в знания, которые есть образы. Происходит это после того, как душа откликнулась на новые впечатления своими чувствами и тем как бы оценила их.
Остальные впечатления остаются смутными искажениями пары и постепенно растворяются.
Пара, заполненная знаниями, становится сознанием, то есть парой со знанием. Именно из него и ткется образ мира, в котором и предстоит путешествовать душе, пока тело будет сражаться с миром вещественным.
Путешествовать же, с одной стороны, подгоняемой стремлением духа обратно Домой, с другой, оседлав текучую волну сознания, которое скользит между знаниями о плотностях этого мира. Не учитывать эти знания нельзя, потому что тело погибнет, и душе придется воплощаться заново. Поэтому пути души становятся путями, по которым сознание наше стекает со зна¬ний о плотном и разрушительном в знания о мягком, добром, любящем…
Так моя душа ищет, где лучше для моего тела…
Ум
Сознание текуче. Но течет оно в особом мире, отнюдь не в том, в котором живут наши тела. Оно течет в мире знаний, то есть образов. И ощущает оно эти образы такими же плотностями, как тело ощущает плотностями вещи.
Вода имеет свойство обтекать препятствия, встречающиеся на ее пути. Точно так же сознание способно обтекать плотности мира души. Они очень сходны в этом. Можно ли назвать свойство воды течь ее способностью обтекать препятствия? Кажется, нет, потому что за этим нет деятеля, того Я, которое спрятано за сознанием в глубине души. Поэтому мы можем сказать, что в отличие от воды, свойство сознания обтекать плотности знания можно называть его способностью. Но вернее было бы посчитать это способностью души. Все-таки пара порождается ею.
Как рождается это свойство сознания? Вряд ли усилием. Скорее, это так же естественно, как текучесть воды или летучесть газов. Просто их молекулы слабо скреплены между собой. Так и состав пары текуч по своей природе.
Но текучесть сама по себе еще не обеспечивает паре возможность течь, именно обтекая помехи. Чтобы обтекать помехи, нужно их иметь. Камень, лежащий на пути воды, не является помехой, поскольку вода не течет куда-то определенно, она просто перемещается туда, куда гонит ее земное притяжение. В сущности, в место покоя. Камень — не помеха. Если он перекроет путь воды, она успокоится в лужице перед ним. Лишь пропала возможность падать еще ниже.
Сознание же определенно обтекает то, что знает как помехи. Помехи чему или кому? Безусловно, не сознанию. Помехи, которые встают на его пути, — это помехи на моем пути, то есть на том пути, которым движется моя душа, понуждаемая моим духом. Вот дух и есть то, что позволяет оценивать нечто, встреченное моим сознанием, как помеху. Помеху на Пути домой.
Человек ищет, где лучше, а лучше ему там, где его душа блаженствует… Значит, дома. Путь через помехи — это Дорога Домой, а помехи — это меты пути, указывающие, что путь верен. Камень, лежащий вне дороги, не может быть помехой, он просто камень. Только камни, портящие дорогу, могут быть помехами, но они же и знаки верного направления. Поэтому, если я ощущаю нечто помехой в своем движении, я оцениваю свой путь как верный, хотя и трудный. Пока есть помехи, я движусь путем души. И лишь со смертью помехи пропадут… Иногда такая тихая смерть наступает раньше, чем душа покинет тело.
Свойство сознания течь, как только мы осознаем, что наш путь вполне ясен и ведет Домой, превращается в способность обтекать помехи и препятствия. А поскольку помехи эти, по сути своей, — знания, то свойство это оказывается способностью сознания стекать с плотностей мира души в пустоты. Душа в своем мире течет на волне сознания сквозь знания о веществен¬ном мире, обтекая плотности, а в этом мире тело, ведомое образами сознания, избегает опасностей и выживает в битвах мира сего.
Они идут как часы Лейбница, которыми тот иллюстрировал свой Закон предустановленной гармонии: душа не влияет на тело, тело не влияет на душу, просто они, как пара одинаковых часов, совершают одновременно одинаковые действия, кажущиеся взаимосвязанными. Нет, душа, конечно же, оказывает воздействие на тело, а тело на душу. Но при этом между ними нет прямой связи, только опосредованная образами сознания.
Они управляют друг другом не прямо и жестко, а через посредника, почему и могут плохо чувствовать друг друга. Но движутся они при этом словно в одной упряжке.
Как вы понимаете, от того, насколько хороша связь между душой и телом, зависит телесное выживание. Ведь чем хуже тело исполняет образы действия, которые создает душа при обтекании знания об опасностях, тем легче ему погибнуть или жить трудно и плохо. И чем хуже тело снабжает душу впечатлениями, тем трудней той создавать знания о плотном мире, а значит, тем хуже сознание обтекает эти плотности и тем грубее создает образы телесного выживания.
Способность сознания стекать с плотностей мира души, то есть обтекать знания о помехах жизни, называется Умом. Ум — это общее наименование для нескольких частных способностей, которые обеспечивают наше выживание. В частности, для разума, рассудка, толка, сообразительности, вообра¬жения и мышления. Точнее, все они являются гранями ума и его составными частями.
Это очевидно, если всмотреться в сам наш язык: тот, кто умнее, лучше думает, лучше рассуждает, он сообразительней и толковей, и может вообразить такое, что дураку не под силу.
Как мы понимаем, эта способность сознания имеет отноше¬ние именно к тем помехам выживанию, что существуют в мире души и хранятся там как знания, воплощенные в образы. Именно поэтому научное мировоззрение, вырастающее из мышления исключительности, то есть потребности доказать всему миру, что ты самый умный, считает приобретение знаний главной задачей науки.
В этом убеждении произошла подмена главного понятия на второстепенное: способность стекать со знаний была заменена на способность знать как можно больше. При этом сами ученые, особенно те, что знают слишком много, идут по жизни приме¬рами плохого выживания, чудаками, которые не знают жизни. Так действует эта ловушка.
Да, ум, безусловно, нуждается в знаниях, чтобы обеспечи¬вать наше выживание в этом мире. Однако главным является именно задача выжить, а не задача знать. Знать — это служебно, знать надо не больше того, что достаточно для решения тех задач, ради которых я пришел. Иначе моего сознания не хватит на них. Правда, можно жить и без ума, точнее, до ума. Само безОбразное состояние сознания как некой стихии вполне в состоянии обеспечить наше выживание. Ведь сознание течет и тогда, когда в нем есть знания, и тогда, когда оно еще не утеряло своей стихиальной чистоты, то есть осталось парой.
Но нам это не нужно, потому что стихиальное состояние созна¬ния нужно иметь для путешествия в неведомых мирах. В мире же, который мы избрали, проще выживать, зная этот мир. Так рождаются знания и ум.
Они настолько вездесущи, что мы не в силах вырваться за их пределы. И при этом они вовсе не обязательны, душа может жить и без них…
Ум и разум
Ум — это свойство сознания, обеспечивающее наше выживание в телах, в которые мы воплощены. Душа живет совсем иначе, чем физические тела. Но при этом она — тело. Значит, ум должен сохраняться и в промежутках между воплощениями. Но не как знания об определенном мире, а лишь как способность обеспечивать выживание в любом мире, в который придет душа.
Собственно знания, которыми мы обладаем, — это данность лишь этой планеты, это земной ум, которым является разум.
Как вы понимаете, разум должен сохранять в себе качества ума, но применительно только к тому миру, в котором обнару¬живает себя, оказавшись воплощенным. Поэтому язык и ставит их в прямую связь: умник-разумник. Но при этом ум — более широкое явление, способное творить любые виды разумов, в соответствии с условиями тех воплощений, которые решила пройти душа. Разум же ограничен рамками своего воплощения и использует лишь те свойства ума, которые ему необходимы и достаточны, чтобы решить приведшую меня сюда задачу.
При этом великий и точный русский язык сохраняет знание нашего народа о том, что ум, так сказать, явление внеземное, в отличие от разума. Точнее, именно в сравнении его с разумом. Это чувствуется в высказываниях, вроде сравнений через превосходную степень. Когда мы говорим «он умнее других», мы испытываем некое ощущение, которое вложено в это высказывание как его смысл. Ощущение это раскрывается через сравнение с высказыванием «он разумнее всех». Как вы видите, это совсем разные оценки.
И язык четко показывает: быть разумнее — как-то приземленно по сравнению с быть умнее. Выражение «приземленно», живущее в нашем языке, как раз и есть отражение народного видения способности души воспарять. И оно вполне применимо к сравнению ума и разума. Ум способен воспарять, человек, ода¬ренный умом, который сильнее других, может решать задачи творческие, условно говоря, неземные. Человек разумный гораздо приземленнее, он решает задачи выживания. Уму же вовсе не обязательно себя ограничивать, потому что он про себя знает, что бессмертен, как и душа. И поэтому он может «парить в эмпириях», позволяя себе тратить время на отвлеченные задачи, не имеющие отношения к земной жизни.
Разумный человек, человек, который разумнее просто умно¬го человека, на то, что не нужно для жизни, время и силы тратить не будет. Это же не разумно!
И при этом разум — это тот же ум, но пропущенный через «раз». Что такое эта добавка «раз»? Скорее всего, это не пристав¬ка, а корень самостоятельного слова, ставший приставкой с тем же значением. Значение же это, похоже, связано с действием разымания, то есть разделения на составные части. В сущности, — упрощения для понимания. Отсюда и появляется значение разу¬мения как основного действия разума, как понимания.
Разуму для того чтобы решить свою задачу, определенно необходимо ее понять. Поэтому он использует понимание. Но понимание не есть суть разума и не есть исключительно его свойство. Разве умный человек использует для понимания разум? Нет, умный человек потому и ощущается нами умным, что он способен понимать. Понимание, как способность сознания, рождается до разума и должно изучаться самостоятельно. Но оно, безусловно, используется разумом для решения своих задач.
Но вот используется оно разумом не так, как умом, оно используется в виде разумения, то есть так, как это требуется для обеспечения именно Земного выживания. Понимание безотносительно к условиям, в которых мы наблюдаем свой разум, почти недоступно для нас. Поэтому мы его плохо знаем.
И ум с разумом, и понимание с разумением существуют одновременно, взаимопроникая и дополняя друг друга. Нам так же трудно увидеть эту двойственность себя, как трудно осознать,что наше телесное восприятие в действительности является душевно-телесным, а чтобы изучить чисто телесное восприятие, нам еще надо ухитриться. Ведь для этого надо не просто изучать то, как смотрят глаза и слышат уши, а осознать саму двойственность того, что мы изучаем. Вот беда так называемой научной психологии и даже физиологии.
Предполагая, что будут заниматься только телом, они отказались видеть, что в телесном восприятии всегда есть душевное, а в итоге не могут их разделить понятийно. Без понятийной чистоты не может быть и чистоты экспериментальной, поскольку исследователями просто не ставится такая задача. В итоге, положение современных наук, изучающих восприятие, более всего похоже на положение России после того, как Троцкий придумал «ни войны, ни мира, а армию распустить».
Гениальное решение для оболванивания очумелой толпы. Вот только немцам оно облегчило завоевание половины Украины…
Вот так же гениально было решение душу не признавать, а изучать только то восприятие, которое я, гениальный юный физиолог, считаю восприятием, называя его восприятием телесным! От того, что ты решил считать что-то чем-то, оно свою природу не изменит… но кто-то определенно окажется в дураках!
Мы живем в двух телах, и потому у нас двойственность почти во всем, чем мы обеспечиваем свою жизнь. У нас двойное восприятие, двойное понимание, двойное думание. Мы как бы носим в себе ступеньки, которые ждут того мига, когда мы их заметим, чтобы превратиться в Дорогу Домой. Она же — Лестница на Небеса, по которой Я могу вернуться туда, откуда пришел. Но чтобы эта Дорога стала нам доступной, надо понять, что ступени эти должны быть прочными и выдерживать нас.
Выдерживать ей придется не поступь телесных ног. Поэтому, ступени этой лестницы должны стать настоящим знанием о действительном мире. Именно ради этого и надо хорошенько разделить у себя понятия об Уме и о Разуме и научиться видеть, когда работает один, а когда другой.
Но начать стоит с того, что нам ближе и доступней. Поскольку мы поглощены с самого рождения заботами выживания, которое обеспечивает нам разум, вернее начать с него.
Рождение разума
Разум закладывается в наше сознание непосредственными знаниями о Земле и об условиях выживания на ней нашего тела. Именно тела, поэтому весь разум привязан к телу и исходит из телесных состояний. Точнее, из состояний тела в разные периоды нашего существования. Более того, даже тело является створожившимся сознанием, которое и хранит эти знания.
Конечно, тело вещественно. Но при этом, тело меняет плотность своего вещества в зависимости от тех знаний о мире, которые получает. К примеру, любые шрамы — это участки иной плотности, как и мозоли. Но и просто комки мышечных напряжений — это тоже иная плотность и в то же время всегда память о каких-то взаимодействиях с миром.
Тело настолько же вещественно, насколько сознательно. И оно — записная книжка, дневник наших жизненных событий, можно даже сказать — школьный дневник, в котором хранятся отметки за уроки. При этом помнит оно крепко и очень точно. В него прямо записаны события, причинившие нам боль. И эти события всегда живы и идут вместе с нами сквозь жизнь, как ограничители, дальше которых ходить в плотность Земли нельзя, потому что тело будет разрушено.
Плотности нашего тела соответствуют плотности тех воздействий, которые на тело оказали различные вещи этого мира, то есть, в сущности, наша Земля. Если тело порезали ножом, оно хранит шрам. Если ударили палкой — ушиб и, возможно, костную мозоль. Если на него наехали машиной — кучу переломов или их следов. Чем сильнее была боль, тем понятнее для тела, что такое плотность, и тем разумнее оно становится.
При этом память о плотностях хранится прямо в теле, а вот разум, который в связи с этим создается и развивается, хранится в окружающем тело сознании в виде образов, которые позволяют думать. На ту память, что записана в теле, эти образы лишь опираются, как на некий материк, обеспечивающий разуму плотную связь с действительностью. Именно этим именем — Материк — называется основа разума или первый Образ мира, который возникает у ребенка. Материк по преимуществу записан прямо в наше тело, и в нем хранятся простейшие образы, которые по праву могут быть названы впечатлениями или отпечатками, поскольку они действительно вдавлены в ту чистую доску, которой является тело ребенка. Это – истоты.
Первой из истот в наше тело закладывается так называемое Родовое или материнское кольцо — Масьин катёл. Девять месяцев в материнской утробе — это очень большой срок для вызревающего тела. Оно успевает привыкнуть к определенному качеству окружающей среды. Поэтому прохождение по родовым путям, особенно в трудных родах, оказывается болезненным и готовит новорожденное тело к тому, что в окружающем мире плотность будет гораздо выше, чем оно привыкло.
Родовой путь, сдавливая детское тело со всех сторон, прокатывается по нему как бы петлей или кольцом, которое стекает по телу от головы к ногам. Особенно болезненно это ощущение на голове, которая довольно часто застревает в этой петле и искажается из-за тех усилий, которые прилагает мать, когда тужится. Следы этого давления видны в теле человека до самой смерти. Если их не выправить, конечно, чем и занимались повитухи, которые расправляли тело ребеночка после родов.
Как бы там ни было, материнское кольцо оказывается тем основанием, из которого и развивается материк — та плотная основа, которая обеспечивает нам знания о плотности этого мира. Связь слов — материнское кольцо и материк, как вы понимаете, здесь совершенно не случайна.
Что происходит с ребенком после того, как он вышел из утробы? У него появляется необходимость дышать, есть и выдерживать давление вещества, на которое его кладут. Это всё коренным образом отличается от той среды, в которой он до этого существовал. И это всё проявления плотного мира, в который он пришел. Попросту — плотности, с которыми ему теперь предстоит бороться за выживание.
Следовательно, их надо знать, а знать их приходится прямо телом. И вот в тело закладывается боль от вещества, голода и даже дыхания или его отсутствия. Когда у Окуджавы звучит: как он дышит, так и пишет, — это прозрение поэта отражает действительную взаимосвязь разума с этим миром. Обычный человек вряд ли осознает ее. Но утонченный в самонаблюдении поэт или писатель вполне может почувствовать, что его стихи зависят от его дыхания или, по крайней мере, меняют его.
Философы же и вообще мыслители, скорее, неосознанно видят связь между своим думанием и ступнями ног — они любят рассуждать, прогуливаясь. И это такая же неслучайность, как дыхание писателя. Мы осваиваем этот мир, сначала лежа и перекатываясь, потом ползая на локтях и коленях, а затем встаем на ноги. И это боль, которую должны вытерпеть наши ноги. Вытерпеть, принять и уплотниться до такой степени, чтобы не ощущать ее. Иначе жизнь будет невыносима.
Принять плотность тела, соответствующую условиям этого мира — значит выжить, поэтому оплотнение определенных частей нашего тела — естественно. И не воспринимается нами впоследствии как боль или что-то неправильное. И все же это боль. И знания об этом мире, заложенные прямо в тело. Поэтому нам приятно, когда нам чешут мозоли — это целительно. Потому в старину на Руси существовал обычай чесать пятки. Муж знаменитой Коробочки из «Мертвых душ» Гоголя был любителем, чтобы ему на сон грядущий дворовые девочки чесали пятки. Так он не только лечил старую боль, но и приводил в спокойное состояние разум.
Естественная наука приучила нас к мысли, что мы думаем головой. А в действительности, мы можем думать любой частью тела, лишь бы там были знания об этом мире. Использует же эти знания все равно не мозг, а сознание. А оно не в мозге. В мозге — лишь отражения таких же телесных плотностей, но не в виде шрамов и переломов, а в виде клеточных комков, какие возни¬кают и в мышцах либо от тяжелого труда, либо от травм.
Вот и мозг содержит тканевые уплотнения, комки, собран¬ные из нейронов или их связей, в которых отражаются постоян¬но повторяющиеся однообразные телесные движения. В этом смысле мозг — не более, чем мышца. При определенном труде или просто физических упражнениях у нас начинают расти определенные мышцы. Так тело облегчает себе возможность выживания. И вся мускулатура качков — не более, чем знания о том, как они истязали тело.
То же самое происходит и с мозгом: если мы заставляем себя совершать какие-то сложные действия из разу в раз, мозг выделяет участок своих тканей, чтобы они отразили эти движения, нарастив клетки и их связи. В итоге это действие оказывается воплощено не только в образы сознания, но еще и в прямые тканевые связи, ускоряющие и упрощающие управление нервной системой и, соответственно, мышцами.
Конечно, клеточные узлы мозга, хоть в итоге и управляют телом, по существу, есть искусственно создаваемые нами органы управления нервной системой. И, безусловно, они относятся к основе разума. Но не есть разум или то, что думает, как и любые другие шрамы или узлы нашего тела. Без второй половины разума, которая живет вокруг тела, прямо в сознании, мозг, можно сказать, мертв и думать не сможет.
Но во взаимодействии с сознанием он — прекрасное орудие управления телом. Правда, кресьяне, которые, очевидно, ничего не знали о нервной системе, говорили о том, что голова управляет только Телом боли. Тело боли — это как раз та боль, которая воплощена в тело и заставляет нас непроизвольно двигаться, чтобы избежать столкновений с тем, что может разрушить тело. Но о нем надо рассказывать особо.
Что же касается разума, то он рождается из попыток созна¬ния избежать тех болей, которым подвергается тело, начиная с рождения. Правда, понятие «тело» тут надо рассматривать рас-ширительно.
После рождения и до появления личности, тело ребенка едино и цельно. Поэтому знания закладываются прямо в него, в его вещество, которое в старину называли Телью. Но вот ребенок «приходит в сознание», то есть переходит в такое состояние разума, которое позволяет с ним договариваться. Тогда отношение к нему меняется: до этого он был маленьким божком, которого можно было только любить, а теперь становится человечком и доставляет кучу хлопот и неприятностей.
С того мгновения, когда от человека становится возможно ожидать соблюдения договоров, в него вливается общество и его требования. И это вынуждает наше сознание создать особый слой образов, лежащий над Материком, в котором записываются Исты нового мира.
Так. Материк — это первый Образ мира, которым мы обладаем, а значит, и основа нашего разума. Материковый разум — это разум телесный и нечеловеческий. Живое существо, рожденное женщиной, но попавшее после этого к волкам или обезьянам, станет зверем. При этом оно определенно будет обладать тем разумом, который развивается у человека до тех пор, пока он не осознает себя частью общества. Но это еще не человеческий разум.
Человеком нас делает именно то, что приходит вместе с обществом и осознаванием себя его членом, то есть Личностью.
О Личности тоже надо рассказывать особо. Но кратко необходимо сказать, что она записывается не просто в особый слой сознания, а в такой слой, который можно считать телом именно в том, расширительном значении, которое я поминал чуть выше. Телом, безусловно, очень тонким, но при этом не менее вещественном, чем тело души, к примеру. Личность, по сути своей, действительное тело, но для жизни совсем в ином мире, чем живет Тель, то есть тело физическое.
Личность — это тело для жизни не в Мире-природе, а для жизни в Мире-обществе. И в ней точно так же хранятся знания о боли, а значит, знания о плотностях Мира-общества. И это очень,
очень важно!
Потому что означает, что с рождением Личности мы обретаем второй разум. Как будем обретать новые разумы при вхождении в каждый новый мир, который захотим освоить в своей жизни. А мирами для нас будет все, что мы ими посчитаем.
С точки зрения физической картины мира — это чепуха. Для естественника нет иного мира, кроме географического, то есть мира, где живут физические тела без душ и животные. Но для психолога миров столько, в скольких может заблудиться душа человека. И это особенно важно для психотерапевта.
Второй разум, разум личностный, захватывает нас настолько, что мы почти перестаем развивать первый. В сущности, это и оправданно, потому что к этому возрасту наш Земной разум уже обеспечивает нам выживание в земных условиях. К тому же, если мы изберем по жизни изучить иные земные условия, он всегда может включиться и продолжить свое обучение.
Но выживание в обществе гораздо опасней для человека, чем природа. Поэтому, начиная примерно с трех лет, мы отдаем все¬го себя изучению того, как выживать в мирах-обществах. А их много. И поэтому мы создаем за жизнь несколько разумов, которым соответствуют разные Образы миров.
Часть из этих Образов мира расположены, условно говоря, вширь. И мы можем попасть в них лишь по выбору. А часть — вверх. То есть соответствуют жизненным задачам разных возрастов человека. Эти миры неизбежны для нас, и мы их проживаем обязательно.
Возрастные миры называются Вежами, как и их Образы. И это тоже разговор, который надо вести особо и подробно.
Пока же достаточно принять главную мысль: мы обладаем сразу несколькими разумами, которые кажутся нам чем-то единым и относительно цельным. Просто немножко странным в проявлениях.
В действительности же, цельным я становлюсь лишь тогда, когда обретаю способность осознавать себя целиком и хозяином всего, что совершается от моего имени.
Разум
В самом общем виде разум — это орудие выживания в том мире, в котором воплотилась душа. Поскольку души не гибнут в мирах воплощений, гибнут только тела, разум оказывается орудием, обеспечивающим выживание тел. Но если посмотреть шире и вспомнить, что души зачем-то воплощаются, то для души разум оказывается орудием решения той задачи, ради которой она пришла на эту Землю.
Задачу эту невозможно решить, если не выживет тело, в силу этого его выживание надо обеспечить. Но только в силу этого. Мы все прекрасно знаем, что люди жертвуют жизнью своих тел, когда речь заходит о главном, о том, чем они не могут поступиться. Каким-то образом мы все знаем, что жизнь тела — совсем не самая большая ценность.
Как видно из этого описания, в разуме присутствует изна¬чальная двойственность: он работает как орудие выживания, но при этом вполне может пожертвовать жизнью, если речь пойдет о главном для души.
Второе всем известно, однако очевидно лишь то, что разум делает все, что необходимо для жизни и телесного выживания. А что нам для этого необходимо? Знать этот мир и уметь думать.
Нужно ли уметь думать для того, чтобы решать главные задачи души?
Нет. Конечно, думать полезно всегда, и очень важно уметь видеть те уроки, которые дает тебе жизнь, чтобы не засиживаться в одной и той же яме слишком долго. А для этого надо уметь думать и решать задачи. Но не обязательно.
Душа проходит на земле совершенствование, но не разумное, а естественное. Она совершенствуется не потому, что ты делаешь такое усилие, а потому, что очищается от несовершенств, как очищается от грязи пола одежды, если эту полу многократно перегнуть или потереть, согнув, саму о себя. Попросту говоря, чем больше ты получаешь колотушек, тем быстрей совершенствуется твоя душа. За битого двух небитых дают…
Поэтому думать надо уметь затем, чтобы как можно быстрей выходить из тех состояний, которые мучительны и беспросветны, туда, где душа может прямо извлекать свои уроки. Попросту говоря, думая, мы можем облегчить душе ее работу, освобождая ее от лишнего и пустого, и оставляя один на один с главным.
В общем, думание происходит до того времени или пространства, в котором душа получает свои уроки. Оно — чтобы расчистить мусор и не отвлекаться на чужое и пустое. А его в нашей жизни более чем достаточно.
Получается, что умение думать ускоряет наш путь. Но не ускоряет само совершенствование, поскольку душе нужно не продумать, а прожить и прочувствовать свои уроки. Разум ей в этом помочь не может, он слишком поверхностен. Но он может убрать помехи, и так ускорить выход души на ее задачи.
Разум — чисто земное детище, хотя способность иметь разум является исходным свойством сознания. И оно способно создавать разум в любом из миров, куда воплощается душа. И все же, разум не может быть внеземным, он каждый раз принадлежит той Земле, на которой родился и для которой был создан. Для других миров надо создавать другие разумы. И мы умеем их делать, творя разумы для всех тех миров, в которых живем здесь на земле.
Поскольку это привычно, мы не осознаем, что в каждом земном мире-сообществе имеется свой разум, и мы пользуемся именно им, а не каким-то общеземным разумом. Более того, человек естественнонаучного мировоззрения, гомо сапиенс, принципиально отличается своим разумом от человека предыдущих эпох, скажем от человека эпического или человека мифологического.
Гомо сапиенс — это не просто зоологический термин, которым ученые обозначают тот вид высших обезьян-приматов, которым мы для них являемся. Нет, в основе разума этого существа лежит, а точнее, отсутствует одна важнейшая мировоззренческая опора — у гомо сапиенса нет души. Поэтому он думает о мире как о замкнутой планете, на которой живут только животные или тела.
Человек эпический или мифологический видел мир иным, причем иным даже не только в духовном смысле, поскольку имел душу, но иным и физически, поскольку природа, заполненная духами, — это совсем иная природа, чем та, которую насилует гомо сапиенс. Соответственно, для выживания в той природе требовалось совсем иначе думать.
И вот вопрос: я хочу понять Науку думать, я хочу научиться думать. Но как? Как мне думать? Так, как это ценят гомо сапиенсы? Или так, как думали наши предки?
Это не просто непростой вопрос, это огромный вопрос, перед которым я замираю и не в силах двигаться дальше. Ведь от этого будет зависеть не только всё мое дальнейшее исследование, но и вся жизнь.
Более того, я выберу, как мне думать, и передо мной откро¬ются пути в очень разные миры. Для какого мира мне надо научиться думать?