О характере индивида на фоне иудео-христианской бесхарактерности. (Сергей Уманский)

-« Преобладание статического миросозерцания…в религиозном плане будет требовать строгой веры в единого Бога (монотеизм), придаст этому единому божеству все свойства, силы, величия, будет приписывать ему творение, попытается даже объяснить сатанинское. Таким божеством стал Яхве, который затем в виде застывшей односторонней системы пробился при помощи христианской (точнее – иудео-христианской – С.Ч.) церкви в западноевропейское мышление. Израильтяне первоначально были вовлечены в совершенно плюралистическую религиозную жизнь, хотя их национальный бог и заботился о них, а они о нем, но никто не сомневался в том, что «другие боги» существовали и действовали также, как и Яхве. Только в плену у персов евреи узнали о всемирном (космическом) Боге и его противоположности: о боге света Ахурамазде и мрачном Ангромайниу, которые затем стали Яхве в качестве единовластного правителя и сатаной в качестве его противника. Еврей отделялся постепенно от всех видов плюрализма, поставил Шаддай-Яхве в центр вселенной; себя самого объявил его полномочным рабом и создал для себя благодаря этому центр управления, который культивировал и сохранял его мышление, его расу, его – даже если чисто паразитический– тип до сегодняшнего дня, несмотря на все примешивающиеся пограничные явления. И даже там, где «мятежные» евреи Яхве устранили, они посадили на его место то же существо, только под другим именем. Теперь он называется «человечество», «свобода», «либерализм» и «класс»[1] . Всюду из этих идей возникал старый закоснелый Яхве и продолжал воспитывать под другими обозначениями своих гренадеров. Так как Яхве был задуман действующим совершенно материально, то в случае иудаизма жесткая вера в единого Бога переплетается с практическим поклонением материи (материализм) и пустейшим философским суеверием по поводу чего так называемый Ветхий Завет, Талмуд и Карл Маркс высказывают одинаковые взгляды. Это статическое самоутверждение является метафизической основой для выносливости и силы (скорее выживаемости – С.Ч.) еврея, но также и для его абсолютной культурной бесплодности и его паразитического образа жизни.
Эта инстинктивная статистика образует также хребет римской церкви (как символа всех церковных институтов –С.Ч.). Она придает форму (синтез) себе самой, как преемнице смешанного «богоизбранного народа» и развивает ту же непоколебимую формально-догматическую закоснелость, как яхвеизм или поздний семитский ислам. Такая система знает только «закон» (т.е. собственный произвол), нигде личность; там где она достигает власти, она обязательно разрушает организмы, и только тому факту, что она не сможет победить полностью, мы обязаны тем, что есть еще народы, культуры, — короче, настоящая жизнь».
Говорил в 1934 -м году германский мыслитель Альфред Розенберг («Миф XX века. Оценка духовно-интеллектуальной борьбы фигур нашего времени.» Таллин. «Shildex», 1998 г. С.95-96). Именно Розенберг, как нельзя яснее, объясняет нам суть понятия «характера» индивида и пагубность для человеческой личности иудео-христианского богословия.
— «Когда Лютер в Вормсе положил руку одновременно на Новый и Ветхий Завет, он совершил поступок, который его сторонники рассматривают как символический и почитают как святой. По букве этих книг впредь замерялись религиозность и ценность протестаната…Встреча Лютера с Цвингли показывает, как сильно он прикован к старому. Его учение о причастии, связанное с поклонением материи, мы до сих пор тащим с собою в протестантской редакции веры. Только очень поздно Лютер отделался от «евреев и их лжи» и заявил, что нам с Моисеем больше нечего делать. Но между тем «Библия» стала народной книгой, ветхозаветное пророчество стало религией. Тем самым проникновение евреев в нашу жизнь и ее оцепенение сделали новый шаг вперед, и нет в том никакого чуда, что впредь белокурые немецкие дети каждое Воскресенье должны были петь: «Тебе, Тебе Иегова, хочу петь, потому что где еще есть такой Бог, как Ты…» (здесь и далее цитируется по вышеприведенной книге А.Розенберга, с.97).
-« Евреи заимствовали представление о всемирном (космическом) Боге (как и многое другое) у персов. Здесь мы находим мощное свидетельство религиозно-философского признания полярного бытия. Великая космическая драма разыгрывается в борьбе между светом и мраком. Она длится вечность, до тех пор, пока после жестокой борьбы не явится спаситель и не отделит черных овец от белых, то есть фигура, в качестве которой в более позднем мире появился Иисус. Высшей точкой драматизма, конечно, должна стать победа, но нигде динамика духовного не изложена более сознательно и великолепно, чем здесь, в древнеперсидском учении. И потому нам, кто начинает отказываться сегодня от чуждой статики всего иерусалимского… и эта драма Персии кажется родственной и близкой» (там же).
— «Церкви всех вероучений заявляли: «Какова вера, таков и человек». Для любой церкви это было необходимо и сулило успех, так как таким образом человеческая ценность получала зависимость от навязываемых догм, и люди духовно приковывались к соответствующей церковной организации. Североевропейское же вероучение – сознательно или нет- постоянно утверждало: «Каков человек, такова его вера». Еще точнее, таков тип или содержание его веры…Есть две ценности…, вокруг которых в Европе издавна ведется борьба за господствующее положение: любовь и честь. Обе стремятся к тому, чтобы считаться высшими ценностями: Церкви хотят – как это ни странно звучит – при помощи любви господствовать, нордические же европейцы хотели при помощи чести свободно жить или свободно и с честью умереть. Обе идеи находили готовых на жертвы мучеников, однако их столкновение не всегда приводило к просветлению сознания, как бы часто оно не проявлялось в действительности…Любовь и сострадание, честь и долг являются проявлениями духовной сущности,которые будучи облачены в различные внешние формы, почти для всех способных создавать культуру рас и наций представляют собой движущие силы для их жизни» (с. 110).
Отсюда вывод Розенберга: для нордической расыпреобладающим мотивом, что создал характер нордического человека, было понятие чести и неразрывно с ней связанная идея долга, порожденная сознанием внутренней своды.Рассматривая сущность древнеиндийского (арийского) понятия чести, Розенберг приводит такой пример:
-«Царь Порос (Poros), будучи побежден Александром в честном сражении, тем не менее остался рыцарем. Раненный, он не бежал с поля боя, когда разбежались все остальные. «Как я должен поступить с тобой?», — спросил Александр поверженного противника. «По-королевски», — был ответ. «И все?», — спросил македонец. «В слове «по-королевски» заключается все», — прозвучал ответ. И Александр расширил владения Пороса, который с этого момента стал его верным другом» (с. 112).
«С философией атмана-брахмана, перенесенной на земную жизнь, ариец отрицает свою расу, вместе с ней свою личность, а также идею чести как духовный хребет своей жизни…( посему «брахманизм» чужд духовной природе нордического человека -С.Ч.). Значительно мягче по сравнению с древнеиндийской представляется нам жизнь в Афинах. Однако триста спартанцев из Фермопил служат для нас символом чести и исполнения долга» (с.113).
Вот что такое характер по-Розенбергу ( и по нашему мнению также). Понятное дело, что с такимицельными характерами никакой церкви не по пути, и они во что бы то ни стало всегда стараются разрушить любое сопротивление характера, вплоть до физического уничтожения личности, как еретика. В этом плане нам ближе по духу – именно духу, характеру, а не по проповедуемому учению – русские староверы Аввакум, боярыня Морозова и их единомышленники, в годину никоновских реформ проявивших свой нордический характер. Именно из-за этого характера многие русские арийцы были уничтожены иудео-христианами во времена «крещения» Руси.
— «Одно стадо и один пастух». Это было объявлением войны германскому духу. Если бы эта идея победила бы полностью, то Европа сегодня представляла бы лишь толпы, насчитывающие многие сотни миллионов человек, управляемые при помощи культивируемого страха перед чистилищем и вечными муками ада» (там же).
— «Показательным для римского христианства (автор имеет ввиду Вселенскую Церковь –С.Ч.) является то, что личность Создателя по возможности исключалась с тем, чтобы на ее место поставить церковную структуру господства священников. Иисуса хоть и объявляют высшим и святейшим в качестве источника всей веры и всего благословения, но только для того, чтобы представляющую его церковь окружить сиянием славы вечного и неприкосновенного. Потому что между Иисусом и человеком встает церковь и ее представители, утверждающие, что путь к Иисусу идет только через церковь. И поскольку Иисус пребывает не на земле, то человек должен иметь дело именно с этой церковью, которая «уполномочена» навеки связать или отпустить. Использование созданной однажды веры в Иисуса Христа («господствующего Христа») для политики власти союза священников (в лице Епископата – С.Ч.), обожествляющих себя, также составляет сущность Рима, как это было под другим именем сущностью политики жрецов в Египте, в Вавилоне и Этрурии» (с.120).
Непосредственно о Церкви, как жреческо иудео-христианском капище, мы будем говорить в отдельной главе, а здесь отметим лишь взгляд автора на пагубную роль церкви в формировании человеческого характера.
— «Как милость Божья передается только через церковь, так благодеяние и милосердие – это лишь дар церкви несчастным, грешникам. Это очень хорошо продуманное привлечение морально надломленного человека с целью привязать его к центру власти и дать ему понять свою полную ничтожность перед Богом и одновременно его силу, представленную триумфирующей церковью. Но в этом ходе мыслей отступает все, что мы называем рыцарством. Нордическому народу, воспитанному на понятии чести, следует внушать поддержку попавшему в беду общиннику не во имя снисходительной любви и милосердия, а во имя справедливости и долга. Это должно иметь следствием не раболепную покорность, а внутреннее выпрямление, не надлом личности, а ее усиление, т.е. возрождение сознания чести» (с.126).
— «Колдун как демоническая фигура так же мало нуждается в мышлении своих приверженцев, как и в их действии, свидетельствующем о сознании чести (что мы видим на примере колдуна Филина из поселка Песочного, собравшего своих приверженцев по принципу «чем тупее, тем святее», не имеющих понятий о «рыцарстве», «долге», «чести», не говоря уже о милосердии и любви – С.Ч.). Он должен быть последователен в стремлении обезопасить свою позицию, всеми имеющимися в его распоряжении средствами исключить и то, и другое. Он должен культивировать человеческие страхи и истерическую предрасположенность; он должен проповедовать ведьмоманию и демонизм; запретом, огнем и мечом он должен препятствовать всякому исследованию, которое может привести к другим результатам или вовсе к освобождению от всей представляемой колдуном картины мира. Колдун должен бросить Роджера Бэкона в тюрьму как Галилея; он должен дело Коперника предать анафеме и пытаться уничтожить все идейные системы, которые стремятся утвердить честь, долг и мужскую верность – т.е. учения, обращенные к возвышенным личностям – в качестве сил, формулирующих жизнь. Отразить попытку внедрения мистико-демонического мировоззрения колдуна в мировую политику, значит написать историю римских догм и Церкви. Рим, таким образом, умел не только обеспечить себе «представительство Бога» в глазах миллионов (зомби – С.Ч.), но и, воздействуя на продолжающую развиваться веру в колдовство определенных слоев у разных народов, поддерживать также веру во всемогущество своих обрядов, исполняемых только священниками (например, отпущение грехов, соборование и т.д.), связанные с потусторонним миром» (с. 129).
Основоположник ордена иезуитов Игнатий Лойола в своих «конституциях» взывал: «Откажитесь, возлюбленные братья, по возможности от вашей воли и пожертвуйте вашей свободой…Вы должны подчиниться некоему скрытому порыву, позволить увлечь себя жаждущей воле без каких-либо исследований, делать то, что всегда говорит всевышний…Каждый должен быть убежден в том, что тот, кто живет в послушании, позволяет направить себя божественному провидению, уподобляясь трупу, который как угодно и куда угодно может быть отнесен и положен, или грифу ручки, которая служит тому, кто ее держит…Если что-то нашим глазам кажется белым, но церковь определяет как черное, следует считать черным» (с.131-132)
— «То, что это учение, высасывающее у нас из мозга нравственность, не было проведено в жизнь полностью, не было заслугой «доброй воли» «единоспасающей» церкви, а было заслугой силы сопротивления европейского духа, отсюда — и невозможность выжечь европейское сознание чести, даже в результате многолетних попыток сделать это…Но цель и путь к состоянию стада безумных рабов явно обозначены. Делу уничтожения всякого чувства достоинства служат упражнения, которые держат в страхе силы воображения и волю, а также закабаление духовной личности при помощи гипноза сильной центральной воли» (с. 132-133).
Иудео-христианская церковь умела поставить жертвенность «любящего сердца» на службу безжалостной касты священников. Ярким примером гипнотизирующего воздействия церковных проповедей служат безумные крестовые походы, реки пролитой крови «героев на службе у религии» — крестоносцев.
— «Все действительное великое, относящееся к европейской культуре, берет начало в антицерковном духе, от Данте (который еще в 1864 году был четко проклят в том числе и за то, что назвал Рим клоакой) и Джотто до Коперника и Лютера; не говоря уже о немецком классическом искусстве и нордических живописи и музыке» (с.145).
— «Большой грех протестанства заключается в том, что оно вместо того, чтобы прислушаться к благой вести немецкой мистики, где честь и свобода – это в конечном итоге не внешние свойства, а сущности, не имеющие пространства и времени, которые образуют ту «крепость» из которой вылазку в «мир» предпринимают истинная воля и истинный разум, сделало народной книгой так называемый Ветхий Завет» (с. 161).
При всем желании иудействующих христиан, они не смогут привести из своей пароноидальной («Еврейской») Библии ни одного примера, характеризующего иудеев, как людей чести и свободы. Понимая это, их «богословы» стремятся оправдать библейских нравственных уродов якобы заключенной в библейских рассказах непостижимой простому смертному аллегорией, и что «сирийский Яхве» на самом деле не такой уж «еблан бесчуственный», а их «отцы» — не конченные суки. «Многие верят…»( к/ф «Формула любви»).
Розенберг ставит во главу угла немецкого возрождающегося понятия чести и свободы «мастера Эккехарта», жившего в четырнадцатом столетии: «К просветленному чувству и пробужденному интеллекту, которые мастер Эккехарт требовал от своих слушателей, сегодня должна присоединиться стальная воля, достаточно мужественная, чтобы сделать все выводы из своих познаний. «Если ты хочешь иметь ядро, ты должен разбить скорлупу» (Эккехарт)»(с.161).
— «Каждое создание действует во имя своей, пусть даже не осознанной им самим цели. Душа тоже имеет свою цель: сохранить чистоту в себе самой (это понятие непостижимо иудео-христианским мировоззрением онтологически – С.Ч.) и в божественном сознании… Это внутреннее дело означает, однако, Царство Небесное «приблизить к себе», как это утверждал и требовал от сильных духом Иисус…Но это действие возможно только при условии свободы души от всех догм, церквей и пап…Учение о душе, которая больше, чем вселенная и свободна от Бога, и учение об отрешенности означают полный отказ от ветхозаветного мира представления и от сладостной потусторонней мистики более позднего времени…Эккехарт говорит: «Все, что имеет существование во времени и пространстве, Богу не принадлежит…Смерть – это не плата за грех, а естественное и, в сущности, неважное событие, совсем не касающееся нашего вечного, которое было раньше и будет позже» (с.163-166).
— «По Эккехарту благородная душа человека (попробуйте представить таковую у приверженцев иудаизма…-С.Ч.), обращенного к вечности, является представительницей Бога на земле, не церковь, не епископ, не папа (даже если он сидит в кремлевских палатах – С.Ч.). Никто на земле не обладает правом «связывать» или «развязывать» меня (имеется ввиду один из основных догматов церкви о праве, предоставленном «богом» отпускать или не отпускать человеческие грехи жрецам иудео-христианских капищ, той самой касте священников, преследующих одну единственную цель – выжечь аристократию человеческой души и поселиться в ней, как пауки – С.Ч.). Эккехарт – это священник, который попов исключает, который всю свою деятельность направляет на то, чтобы открыть путь ищущему, равному ему по сущности и правам человеку, который не хочет порабощать душу, не соглашаясь на ее зависимость от папы и церкви, а стремится познать ее скрытую красоту, ее благородство и ее свободу, т.е. оживить сознание чести. Потому что честь в конечном итоге – это ничто иное, как свободная, красивая и благородная душа» (с. 167-168).
Этими словами апостол германских ценностей веры сметает и монашескую бесплодность, и мучительное восточно-поповское фарисейство, и слащавую «православную» восторженность, и все вялые «прекрасные чувства», короче, всю духовную неустойчивость и неразборчивость иудео-христианства.
— «Его (Эккехарта – С.Ч.) учение о любви – это представление любви как силы, которая знает свое равенство с божественной властью, за которую она борется; любовь должна «пробиться через вещи», потому что только «ставший свободным дух поворачивает Бога к себе» (с.171).
Что и продемонстрировал иудеям Иисус Христос.
— «Благородство отдельной ориентированной на себя души является самой высшей ценностью; ей одной человек должен служить…Идею свободы нельзя представить в отрыве от чести, а идею чести – в отрыве от свободы» (с.175).
Поэтому иоанновский Иисус называет своих последователей друзьями, в то время как религия Яхве и иудео-христианства предпочитает видеть нас рабами.
— «У кого больше воли, у того больше любви» -говорит Эккехарт, что составляет достаточную противоположность учению католического духовенства и сегодня все более костенеющего протестантизма, которые предпочли бы уничтожить собственную волю, чтобы поставить себе на службу лишенную сущности «любовь» раба» (с. 177).
Миф иудео-христианства о возвысившемся до Бога ангеле – Деннице, Розенберг совершенно справедливо считает предпосылкой для уничтожения нашей волевой души.
«Не трожь чужого!!!» — И бац по мозгам…(к/ф «Неоконченная пьеса для механического пианино»).
«Бог», создающий мир из «ничего» непонятен индийцам, а следом за ними и нордическим германцам. В индийском мифе о сотворении преобладает такое же настроение, как и в Элладе, как в Германии: хаос подчиняется воле, закону, но никогда мир не возникает из ничего, как учат сирийско-африканские сыны пустыни, что Рим перенял со своим демоном Яхве… Лютеранство в этой борьбе является, к сожалению, соратником Рима, несмотря на свое «протестанство», потому что лютеранское «правоверие» закрылось от жизни путем клятвы на еврейской Библии…Характерным для Эккехарта, для его свободы является то, что он основывается не на церковных тезисах, и даже не на Библии (как позже Лютер), а только на признании свободного разума…Немецкая душа должна искать себе другой путь, отличный от церковного. Она проложила его в искусстве. Когда замолчал дух Эккехарта, поднялась германская живопись, прозвучала душа И.С. Баха, появился Фауст Гете, «девятая» симфония Бетховена, философия Канта…В том, что мы не умерли, мы обязаны только силе германской души, которая до сих пор препятствовала окончательной победе Рима (и Иерусалима)» (с. 183-184, 189).
И напрасно очередной аллегорический толкователь Библии Е.Поляков в своей «претендующей на устранение противоречий между христианством и иудаизмом» книге «Одна версия предательства Иуды» (Издательство «КРАФТ+» Москва, 2004 г.) ссылается на Мастера Эккехарта: в гробу в белых тапочках видел Мастер и его Талмуд, и его Ветхий Завет и его аллегории, коль скоро для этого иудео-христианского экзегета «… нет никакого принципиального противоречия между истинными смыслами христианства и иудаизма» (вышеназванное издание, с.22). После этих слов книжка Полякова летит в печку вслед за «Каутским» ( к/ф «Собачье сердце»).
— «При изучении истории и письменных памятников евреев не находишь ничего кроме усердной, бесконечной оборотливости, совершенно одностороннего сосредоточения всех сил на земном благополучии. Из этой, можно сказать, почти аморальной предрасположенности духа, вытекает и моральный кодекс, который знает только одно: выгоду еврея. Отсюда следует допуск, даже одобрение хитрости, воровства, убийства. Отсюда следует допускаемое религией и нравственностью лжесвидетельство, «религия» Талмуда «узаконенной» лжи. Все естественно-эгоистические наклонности получают дополнительную энергию со стороны допускающей их «нравственности». Если почти у всех народов мира религиозные и нравственные идеи и чувства сдерживают чисто инстинктивный произвол и распущенность, у евреев же наоборот. Так уже 2500 лет мы видим вечно одну и ту же картину. Жадный до товаров мира еврей переезжает из города в город, из страны в страну и остается там, где меньше всего находит сопротивления своей суетливой паразитической деятельности. Его гонят, он приходит снова, один род истребляют, другой начинает ту же игру. Наполовину по-фиглярски и наполовину демонически, смешно и трагически одновременно, презираемый всей верховной властью и тем не менее чувствующий себя невиновным (потому что лишен способности понимать что-либо другое, кроме самого себя). Тащится Агасфер, как сын сатанинской природы, по истории мира. Вечно под другим именем и тем не менее всегда один и тот же, вечно уверяющий, что говорит правду, и всегда лгущий, всегда верящий в свою «миссию» и тем не менее полностью обреченный на бесплодие и паразитизм, вечный жид составляет контраст Яйнавалькии (Jajnavalkya), Буде, Лао-Дзы. Там покой, здесь хлопотливость, там доброта, здесь пронырливость, там мир, здесь глубочайшая ненависть против всех народов мира, там всепонимание, здесь полное отсутствие понимания» (с.194-195).
— «Ложь связана с недостатком ощущение чести и мужества, если каждый человек принимает на себя столько-то лжи, то ни один германец не считает что это «хорошо» для него, потому что она противоречит сокровенным ценностям характера, который один делает нас плодотворными. Ложь, таким образом, является не только волевым, но одновременно и органичным грехом. Она злейший враг нордической расы. Кто безудержно предается ей, тот внутренне погибает и поневоле будет искать общения с бесхарактерными полукровками и евреями…Если органичная с точки зрения воли ложь означает смерть нордического человека, то для еврейства она означает жизненный элемент. Парадокс в том, что постоянная ложь представляет собой «органичную» истину еврейской противоположной расы. Тот факт, что истинное содержание понятия чести им чуждо, влечет по законам религии часто даже приказной обман, что изложено в Талмуде и в Шульхан-Арухе (Shulchan-Aruch) прямо-таки монументальным способом. «Великими мастерами лжи» назвал их жестокий правдоискатель Шопенгауер. «Нация торговцев и обманщиков», подчеркнул Кант. Поскольку это так, еврей не может прийти к власти в государстве, которое является носителем обостренного понятия чести» (с. 501-502).
В России – пришел. Отсюда и делайте выводы…
[1] Т.е. иудейский марксизм; К. Маркс называл тестирование на лояльное отношение человека к иудаизму «проверкой гнилого зуба» — С.Ч.