Сидя в горнице с прялкою, Макошью подаренной, глядя в окно на снежные вершины Кавказа, о чем ты думаешь, о чем поешь долгими вечерами, пока супруг твой хранит спокойствие врат иномирья?
Может, вспоминаешь, как вылечил тебя твой будущий суженый, сам того не зная и не желая, от тяжкой хвори. Вылечил по-своему, по-богатырски. Ударом чудовищного меча, разбившим многолетние ужасные коросты и струпья, скрывавшие красоту твоего тела. Молод он тогда ещё был, мог еще разгуливать на своем конище по всей стране от моря до моря
Или вспоминаешь, как смеялась, глядя, как муж пытается зажать головы змея-Горыныча под мышками и промеж ног, а товарищ его Микула бестолково вертится вокруг, пытаясь накинуть на змея ярмо. Как пропахали они на змее вкривь и вкось огромные валы по всем южным рубежам Руси. И после того совсем не смешно стало супостатам-кочевникам, досаждавшим до того русскому люду.
А помнишь, привёз он как-то в кармане витязя Муромского, и ты, сжалившись, припомнив, как и сама пролежала тридцать лет недвижною, долго возилась с ним, выхаживала от немощи, травами-заговорами, Велесовыми советами создавала могучего богатыря. Как стал тот богатырь верным другом, надежным спутником. Как станет последним, кто положит ладонь на холодеющий лоб твоего умирающего мужа, переняв часть его мощи и открыв новую книгу истории русского народа – истории без родных богов. А сам, надев на шею крест, станет оборонять Русь верой-правдой, а затем уйдет отшельником в пещеры под Киевом.
Другая жена беспокоится о муже своем, ушедшем на рать или на труд – не случилось бы чего с любимым! Не так у тебя. Что может причинить вред неуязвимому, необоримому гиганту? Кто рискнет состязаться с ним в силушке и удали?
Приходят русские люди. Приносят хлеба разом по сорока пудов, мёду по сорока бочонков. Куниц на новую шапку по сорока шкурок. Ешь, пей, Святогорушко, будь в тепле и достатке, храни землю родную без забот о насущном.
Приходят иноземные люди. Греки, арабы, немцы. От всех Титану – Асу, что держит небо, а земля его удержать не может, поклон, уважение и подарки.
Какие уж тут заботы?
Но откуда тяжесть на душе, тоска невнятная, необъяснимая? Вон и детки выросли, выпорхнули из гнезда горного орла, разлетелись по белу свету славу отца-матери разносить и свою растить. И народ русский под могучей опекой живет-трудится более-менее спокойно. И здравия суженому достанет ещё на многие века, да и саму боги не обидели. Но давит, щемит сердце. Может, оттого, что прикипев к мужу, не можешь ты долгие годы покинуть эти великие горы? Ни навестить стариков-родителей, ни взглянуть на родимую северную сторонушку? Так не тебе, жене божьего сына, подруге богов о том горевать! Захотела – обернулась голубкою и полетела куда хочешь, хоть за тридевять земель. А не хочешь лететь, достань подарок бабы-Яги – тарелочку с яблочком золотым, и общайся с кем угодно.
Не летается что-то, не тянется рука под крышку сундука за яблоком. Никто не подскажет, отчего тоска-кручина душу тревожит непрестанно. А как воротится муж домой, отдохнуть от службы своей извечной, распряжет своего конягу, ввалится огромною глыбою в горницу, запоют, застонут все постройки, способные удержать натиск целой армии могучих богатырей, так и отхлынет всё тёмное на время. И в голову-то не придёт поделиться с мужем своими опасениями невнятными – или вообще не обратит внимания, или скажет что-нибудь насмешливое. Что лезть вздорной бабе к мужу, у которого свои заботы. Ни много ни мало – судьба мира всего.
— Пора мне в дорогу. Не печалься, женушка милая. Видишь, всё у нас ладно. И будет так вовеки, незыблемо, как эти горы Кавказские.
-Поезжай уже, милый друг. Не забывай есть-пить, что в сумку твою накладено. Да не гоняйся за старичками-скоморохами незнакомыми. Не поднимай, если увидишь, с дороги чужих сумок оброненых.
Стынет день за днем в нетопленой печи, в холодном чугунке каша богатырская. Некому уж её отведать…. —
