* * *
Нет, я люблю мотивы старины.
Но мы уже не чувствуем, как прежде.
Нет в небесах уже опор надежде,
во много раз тревожней стали сны…
Нет, я люблю картины мастеров —
баллады, эпиграммы и романсы…
Но в нашей жизни есть свои нюансы —
идет вовсю борьба и льется кровь…
Увы, не до задумчивой строки,
не до словесных вышивок и кружев,
когда нас, словно лист осенний, кружит
под вихрем лжи… Ведь мы не игроки…
Мы граждане. Наивны, как величье
народа, для которого живем.
И если нагло осквернен наш дом,
то встать за честь его велит обычай.
Сказать, что есть… Уж слишком долго нам
о нашей жизни беспардонно лгали.
Ссылаясь на всесильных, запрещали
хранить любовь к родимым очагам…
Но час настал — все языки восстали,
хотят о сокровенном говорить…
Их не удастся снова удушить —
споить, сгноить, переписать скрижали!..
ГУСЛИ-САМОГУДЫ
Ты зачем рожден, буйный молодец?
Для того ль, что б на свете намаяться?
Иль на морды собачьи налаяться?
Чтоб обиды носить на своей спине?
Чтобы грусть свою утопить в вине —
неосознанной, неоплаканной,
одинокою бедолагою?..
Кто вино курил, усмехается.
Тот, кто продал его, измывается:
«Ты не в царстве своем,
подыхай холуем!
Тебе отрава, тебе канава.
А нам — твои мозги травить,
удавку для шеи вить!..»
Ты зачем рожден, буйный молодец?
Чтоб земле своей быть хозяином
иль поклоны бить перед Каином?
Чтоб прославить себя и семью свою
иль подохнуть безгласно в родном краю?..
Научили тебя плевать в ближнего,
научили плевать и в дальнего.
Научили тебя желать лишнего,
но не главного, а скандального.
Под дуду пляши своих ворогов,
униженья греби — греби ворохом…
Так зачем ты рожден, добрый молодец?
Для чего тебя пеленала мать?
А отец учил на ногах стоять?
А жена целовала с надеждою
и глядела в глаза песней нежною?..
* * *
«Знаток» поносит яростно народ,
как скопище бездельников и пьяниц.
Все обстоит как раз наоборот,
но в этом не признается поганец…
Там, где народ бессилен и незряч,
там вызревает подлость и насилье,
там процветает демагог и рвач
и «знатоки» — в крикливом изобилье.
На грани — все: и ум наш, и мораль,
и даже человечество на грани.
Чуть за черту, и ничего не станет —
рассыплется золою даже сталь.
И как идти? Как одолеть преграды?
Я сознаю ничтожность сил моих.
Но сознаю вполне и то с отрадой:
нет ничего, что было б выше их…
МУЗЫКА
О сколько музыки небесной —
весь этот крап и кап дождей
и ветра вольные известья,
они трубят из всех щелей!
О, этот складный птичий гомон
то ль поутру, то ль ввечеру!
Целебный звук — мы дома, дома,
не в чужеземье на пиру!..
Что ж нас так подло отучили
и видеть Родины уют,
и слушать доблестные были
о том, как иго свергнул люд?..
Поют боры, ручьи и травы…
Застенчивая, шепчет рожь:
«Не принимай душой отравы
и никогда не пропадешь!»
Что дали импортные роки,
и алкоголь, и химдурман?
«Забыли вы свои дороги!» —
вопит с обочин басурман.
Разор в семье, разор в природе,
напор словесных нечистот…
Вот отчего ты не находишь
себя, меня и свой народ!..
* * *
Чахнет Русь от вражеского зелья.
Чахнет, вырождаясь от тоски…
Не услышать радостного пенья,
корчмарям запроданы мозги.
Где твое волнующее слово,
что скликает братьев в общий круг?
Пляшешь на задворках у Иова
на манер презреннейших из слуг…
Повторяешь гнусные внушенья,
сам себе постылый и чужой —
от штанов до рокоотупенья,
потерявши вид славянский свой…
Не ищи напрасно где-то правды.
Правда — это ты, она в тебе.
Осознай безмерные утраты —
и забрезжит новый свет в судьбе…
* * *
Пропойца, русским не зовись,
бредя тоскливым перепутьем…
В канаве лучше захлебнись,
чем род позорить перед людьем…
Не видишь ты его проблем
своими чахлыми очами.
Твой дом напоминает хлев,
там плачет мать твоя ночами…
А вот она, твоя жена,
твой верный друг, твоя опора:
у ней в глазах застыл испуг.
В них боль презренья и укора…
Живешь, как хряк или петух:
склевал, сожрал, поспал, похрюкал…
Где честь твоя, где гордый дух?
Где недоверие к ворюгам?
Где ярость к подлым болтунам,
к тем, кто тебя пришиб бутылкой?..
Недопускаемый к делам,
в своей стране живешь, как в ссылке.
И это ты — потомок тех,
кто славен был, велик и честен.
орудье низменных утех —
и безымянен и безвестен?..
Эдуард Скобелев
* * *
Я бросил пить.
Железно бросил пить.
И в этом я расписываюсь кровью.
Не потому, что я решил копить,
Не потому, что пропито здоровье,
Не потому, что снова я в долгу,
Не потому, что мучают терзанья,
Не потому, что выпить не могу,
А просто потому,
Что ВОДКИ НЕТ в Рязани.
Евгений Маркин
1985 г. («Феникс», 1999 г., №8 (93), с.4).
* * *
Интеллигенция играет «под народ»:
Интеллигенция азартно водку пьет.
В интеллигентных семьях, где уют,
С мужьями жены тоже водку пьют.
А дети тоже дуют влагу эту,
Приемля алкоголь, как эстафету,
Давно известны мудрые слова:
Интеллигенция есть разум, голова!
Культуру уважающий народ
С интеллигенции во всем пример берет,
И раз интеллигенты водку пьют,
Все прочие от них не отстают!..
Игорь Кобзев
(«Замкнутый круг»)
* * *
В поход
на фронт своих кварталов,
где жив тлетворный дух пивной,
не то
из всех побед немалых
мы не удержим ни одной.
А.Жаров
* * *
И дезертир из кабака
Глядит на гибель диктатуры.
Леонид Мартынов
* * *
Бюджета брешь кого-то в грусть повергла.
И вот, стремясь,
заткнуть её скорей,
Наведены
бутылочные жерла
На наших
сыновей и дочерей.
И продавцы стоят,
как бомбардиры,
Как будто ждут они
команды: «Пли!»,
Открыть огонь
по школам и квартирам,
В бюджет сшибая
пьяные рубли!
Им не дождаться этой страшной дани!
Их гнать бы по-хорошему,
взашей,
Поскольку
не имеет оправданий
Иезуитский
выверт торгашей!
Тем, кто стоит за ними, все едино.
Они для личных выгод
правят зло, —
Чиновников
продажных образины
И мещанина
вечное
мурло.
Им наплевать что будет через триста
Лет на Руси.
Им нынче б
пить да жрать!
Эх, «оглушить бы
их
трехпалым свистом»,
Как Маяковский, —
«в бога – душу – мать!».
Анатолий Граков
* * *
Пьянство – глупость. Стоял и стою я на том,
Потому что никак не могу разобраться:
Если пьет не дурак, то зачем ему быть дураком?
Если пьет идиот, то какой ему смысл напиваться?
Б.Козлов
* * *
Делал где-то перпетуум-мобиле парень Ваня…
Сам придумал, мыслей не занял.
Он бы сделал, да запил Ваня…
Вот и Ваня перпетуум-мобиле
Не доделает, не проси.
…Сколько вы талантов угробили,
Водка-водочка, на Руси!
О.Тарутин
* * *
Совсем иные ценности у них.
На жизнь глядят
Сквозь радугу стакашка.
А дома столько дел,
Забот и книг,
Никем еще
Не тронутых пока что.
И все, чем мир прекрасен, —
Не для них:
Концерты, пьесы, фильмы,
Фестивали.
И ждут свой час
Шеренги умных книг.
Дождутся ли когда-нибудь?
Едва ли.
А может быть и так:
В разгар весны
Стоял у магазина
Хмурый малый
И книгу предлагал
За полцены,
В то время, как душа его
Алкала.
…А началось с шампанского,
С бокала…
Петр Соколов
* * *
Не обидно бы – война:
Муж на фронте – ты одна…
Но всему тому вина –
Эпидемия вина.
Колет женщина дрова…
А.Кочкин
* * *
Я бы выпил, — говорю, — Веня,
Да здоровья, — говорю, — нету…
Ю.Визбор
* * *
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Сергей Есенин.
Собр. соч. в трех томах, т.2, М., «Правда», 1977, с.136.
* * *
И я сам, опустясь головою,
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть лицо роковое,
Чтоб подумать хоть миг об ином.
А, сегодня так весело россам,
Самогонного спирта – река.
…
Нет! таких не подмять, не рассеять,
Бесшабашность им гнилью дана.
С.Есенин
* * *
Пей, выдра, пей.
Мне бы лучше вон ту, сисястую, —
Она глупей.
С.Есенин
* * *
Годы молодые с забубенной славой,
Отравил я сам вас горькою отравой.
Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли,
Были синие глаза, да теперь поблекли.
С.Есенин
1924.
* * *
Много женщин меня любило,
Да и сам я любил не одну,
Не от этого ль темная сила
Приучила меня к вину.
Бесконечные пьяные ночи
И в разгуле тоска не впервь!
Не с того ли глаза мне точит,
Словно синие листья червь?
С.Есенин
* * *
Был я весь – как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
С.Есенин
* * *
Я давно мой край оставил,
Где цветут луга и чащи.
В городской и горькой славе
Я хотел прожить пропащим.
9 октября 1923 г.
С.Есенин
* * *
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
1923 С.Есенин
* * *
Не вчера ли я молодость пропил?
1923 С.Есенин
* * *
Не знаю, есть ли Гончарова,
Но сигарета – мой Дантес.
И.Бродский,
Растление душ
Как капля постепенно точит камень,
Так яд рекламы растлевает души.
И трудно разобраться в этом хламе,
Что бьет со всех сторон в глаза и уши.
Реклама пива, водки, сигарет…
Как защититься от ее нападок?
Тех, кто поверит в этот явный бред,
Ждут впереди круги хмельного ада.
Поет реклама здравицы вину –
«В нем истина, здоровье и удача!».
И лишь нырнув в хмельную глубину,
Поймешь, что очень круто одурачен.
Николай Абрамов,
г.Череповец
(«Феникс», г.Казань, №12, декабря 1999 г.).
УМИРАЛ ЧЕЛОВЕК
…Умирал человек –
Не от старости, кстати,
Не в санбате,
А просто в домашней кровати.
Не от злого луча,
Не от грозного вируса,
Что случайно из плена стеклянного
Вырвался.
Умирал человек,
За здоровье которого
По традиции пили
Умело и здорово.
И не пить бы ему –
Что поделаешь – мода!
Пил старательно он
В счет грядущего года.
Удивлялись друзья:
Вот здоровье воловье!
Умирал он,
Пропив,
Как зарплату,
Здоровье…
…А за окнами
гомон скворцов восхищенных…
Нет, не будет
Муаровых лент на знаменах…
Лил перцовку закат
На панель подоконника.
Шли за гробом друзья,
Осуждая покойника:
Человека, мол, жалко,
Но пил он не в меру.
А ему бы по праздникам только,
К примеру.
Шли за гробом коллеги
Со скорбными лицами.
И в коллегах тех
Не было
Сходства
С убийцами!
Иван Радченко
Богатырь
По русскому славному царству,
На кляче разбитой верхом,
Один богатырь разъезжает
И взад, и вперед, и кругом.
Покрыт он дырявой рогожей,
Мочалы вокруг сапогов,
На брови надвинута шапка,
За пазухой пеннику штоф.
«Ко мне, горемычные люди,
Ко мне, молодцы, поскорей!
Ко мне, молодицы и девки, —
Отведайте водки моей!».
Он потчует всех без разбору,
Гроша ни с кого не берет.
Встречает его с хлебом-солью,
Честит его русский народ.
Красив ли он, стар или молод –
Никто не заметил того;
Но ссоры, болезни и голод
Плетутся за клячей его.
И кто его водки отведал,
От ней не отстанет никак,
И всадник его провожает
Услужливо в ближний кабак.
Стучат и расходятся чарки,
Трехпробное льется вино.
В кабак, до последней рубахи,
Добро мужика снесено.
Стучат и расходятся чарки,
Питейное дело растет,
Жиды богатеют, жиреют,
Беднеет, худеет народ.
Со службы домой воротился
В деревню усталый солдат;
Его угощают родные,
Вкруг штофа горелки сидят.
Приходу его они рады,
Но вот уж играет вино,
По жилам бежит и струится
И головы кружит оно.
«Да что, — говорят ему братья, —
Уж нечто ты нам и старшой?
Ведь мы-то трудились, пахали,
Не станем делиться с тобой!»
И ссора меж них закипела,
И подняли бабы содом,
Солдат их ружейным прикладом,
А братья его – топором!
Сидел над картиной художник,
Он Божию Матерь писал,
Любил как дитя он картину,
Он ею и жил, и дышал;
Вперед подвигалося дело,
Порой на него с полотна
С улыбкой святая глядела,
Его ободряла она.
Сгрустнулося раз живописцу,
Он с горя горелки хватил –
Забыл он свою мастерскую,
Свою богоматерь забыл.
Весь день он валяется пьяный
И в руки кистей не берет –
Меж тем, под рогожею, всадник
На кляче плетется вперед.
Работают в поле ребята,
И градом с них катится пот,
И им, в умилении, всадник
Орленый свой штоф отдает.
Пошла между ними потеха!
Трехпробное льется вино,
По жилам бежит и струится
И голову кружит оно.
Бросают они свои сохи,
Готовя себе кистени,
Идут на большую дорогу,
Купцов поджидают они.
Был сын у родителей бедных;
Любовно к науке влеком,
Семью он свою оставляет
И в город приходит пешком.
Он трудится денно и нощно,
Покоя себе не дает,
Он терпит и голод, и холод,
Но движется быстро вперед.
Однажды, в дождливую осень,
В одном переулке глухом,
Ему попадается всадник
На кляче разбитой верхом.
«Здорово, товарищ, дай руку!
Никак, ты, бедняга, продрог?
Ну, что ж, выпьем за Русь и науку!
Я сам им служу, видит Бог!»
От стужи и от голодухи
Польстился на водку и ты –
И вот потонули в сивухе
Родные, святые мечты!
За пьянство и судной управы
Повытчика выгнали раз;
Теперь он крестьянам на сходке
Читает подложный указ.
Лукаво толкует свободу
И бочками водку сулит:
«Нет боле оброков, ни барщин,
Того – де закон не велит.
Теперь, вишь, другие порядки.
Знай, пей, молодец, не тужи!
А лучше, чтоб спорилось дело,
На то топоры и ножи!».
А всадник на кляче не дремлет,
Он едет и свищет в кулак;
Где кляча ударит копытом,
Там тотчас стоит и кабак.
За двести мильонов Россия
Жидами на откуп взята –
За тридцать серебряных денег
Они же купили Христа.
И много Понтийских Пилатов,
И много лукавых Иуд
Отчизну свою распинают,
Христа своего продают.
Стучат и расходятся чарки,
Рекою бушует вино,
Уносит деревни и села
И Русь затопляет оно.
Дерутся и режутся братья,
И мать дочерей продает,
Плач, песни, и вой, и проклятья —
Питейное дело растет!
И гордо на кляче гарцует
Теперь богатырь удалой;
Уж сбросил с себя он рогожу,
Он шапку снимает долой:
Гарцует оглоданный остов,
Венец на плешивом челе,
Венец из разбитых бутылок
Блестит и сверкает во мгле.
И череп безглавый смеется:
«Призванье мое свершено!
Недаром же им достается
Мое даровое вино!».
1849 г. А.К.Толстой
Путь
Сто грамм. Бутылка. Литр. Ящик.
Один раз в месяц. В праздник. Чаще.
Похмелье. Пьянка. Вытрезвитель.
Прогулы. Жалобы. Родители.
Жена. Развод. Уход с работы.
«Друзья». Десятка «до субботы».
Ломбард. Продажа. Ссора. Две.
Врач. Участковый. ЛТП.
Беда. Печаль. Тоска. Исканье.
Ночами самоистязанье.
Луч света вдруг. Газетный лист.
Спасенье. Клуб «Оптималист».
Василий Назаров,
октябрь 1987 г.
ГИМН ОПТИМАЛИСТОВ
Муз.Ю.Ливина Слова И.Биндюкова
Мы пробирались дебрями в ночи
И без конца теряли направленье.
Но вот рассвет… И первые лучи
Нам принесли надежду и спасенье.
И пусть пока шагать нам не легко –
Стена непониманья перед нами,
Но мы клянемся памятью Шичко,
Что не уроним врученное знамя!
Припев: «Оптималист», «Оптималист»!
Для всех людей труби тревогу!
И верю я, кто сердцем чист,
К тебе всегда найдет дорогу…
Но одержав победу над собой,
Грош нам цена, когда мы руки сложим!
Мы каждый день должны бросаться в бой,
Ведь наш девиз – «Если не я, то кто же?».
К тем торопитесь, кто во власти зла,
В плену иллюзий, миражей и фальши.
Спешите делать добрые дела,
Спешите руку протянуть упавшим.
Припев.
Прошедшие весь ад хмельных дорог,
Мы может больше всех имеем право
К позорному столбу прибить порок
Тугой петлей опутавший Державу,
Чтобы для тех, кто дебрями в ночи
Сейчас бредет, теряя направленье,
Блеснул рассвет… И первые лучи
Им принесли надежду и спасенье!
* * *
Новомашковский детский дом: из 96 детей только двое не имеют родителей.
Маслининский: из 100 – 7 сирот.
Барышевский: из 115 – 3 без родителей.
У остальных отцы и матери лишены родительских прав по причине пьянства.
…Двадцатый век. Сороковые.
Подставив раненную грудь,
Непокоренная Россия
Фашисту заступает путь.
И, утеряв рассудок здравый,
Предчувствует конец палач.
А под его пятой кровавой –
Расстрелы, пытки, детский плач.
…На трупах трупы, в небо глядя, и вдруг у ямы на краю:
«Не убивайте меня, дядя,
А я вам песенку спою».
Дрожа и заикаясь, прямо
Из груды неостывших тел,
Ребенок над сестрой и мамой
Зверью про зайчика запел.
…Восьмидесятые. Народы
Страну прославили трудом,
Но все полнее с каждым годом
Недетским горем детский дом.
За что мальцу в четыре года
Дают за совесть, не за страх,
Беду великого народа
Нести на тоненьких плечах?!
Проснувшись плачет он ночами
И – рвется пониманья нить –
Не отдавайте меня маме,
Мне страшно, мама будет бить…
Очнитесь люди: плачут дети…
…Скажи, великий мой народ,
За тех сирот фашист в ответе,
А кто – за нынешних сирот?
В.Лебедев
* * *
А мы в дупель напивались пьяными,
Чтоб не сомневаться и не каяться.
О.Митяев.
* * *
Я знаю, грусть не утопить в вине
Не вылечить души
Пустыней и отколом.
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом.
С.Есенин,
1924 г.
* * *
Снова пьют здесь, дерутся и плачут
Под гармоники желтую грусть.
Проклинают свои неудачи,
Вспоминают московскую Русь.
И я сам, опустясь головою,
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть в лицо роковое,
Чтоб подумать хоть миг об ином.
Что-то всеми навек утрачено.
Май мой синий! Июнь голубой!
Не с того ль так чадит мертвячиной
Над пропащею этой гульбой.
Ах, сегодня так весело россам,
Самогонного спирта — река.
Гармонист с провалившимся носом
Им про Волгу поет и про Чека.
Что-то злое во взорах безумных,
Непокорное в громких речах.
Жалко им тех дурашливых, юных,
Что сгубили свою жизнь сгоряча.
Где ж вы те, что ушли далече?
Ярко ль светят вам наши лучи?
Гармонист спиртом сифилис лечит,
Что в киргизских степях получил.
Нет! таких не подмять, не рассеять.
Бесшабашность им гнилью дана.
Ты, Рассея моя… Рас… сея…
Азиатская сторона!
С.Есенин 1922 г.
* * *
Годы молодые с забубенной славой,
Отравил я сам вас горькою отравой.
Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли,
Были синие глаза, да теперь поблекли.
Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.
В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.
Руки вытяну — и вот слушаю на ощупь:
Едем… кони… сани… снег… проезжаем рощу.
«Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым!
Душу вытрясти не жаль по таким ухабам».
А ямщик в ответ одно: «По такой метели
Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели».
«Ты, ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!»
Взял я кнут и ну стегать по лошажьим спинам.
Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья.
Вдруг толчок… и из саней прямо на сугроб я.
Встал и вижу: что за черт — вместо бойкой тройки…
Забинтованный лежу на больничной койке.
И заместо лошадей по дороге тряской
Бью я жесткую кровать модрою повязкой.
На лице часов в усы закрутились стрелки.
Наклонились надо мной сонные сиделки.
Наклонились и хрипят: «Эх ты, златоглавый,
Отравил ты сам себя горькою отравой.
Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли, —
Синие твои глаза в кабаках промокли».
С.Есенин, 1924 г.
* * *
Я усталым таким еще не был.
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.
Много женщин меня любило,
Да и сам я любил не одну,
Не от этого ль темная сила
Приучила меня к вину.
Бесконечные пьяные ночи
И в разгуле тоска не впервь!
Не с того ли глаза мне точит,
Словно синие листья червь?
Не больна мне ничья измена,
И не радует легкость побед, —
Тех волос золотое сено
Превращается в серый цвет.
Превращается в пепел и воды,
Когда цедит осенняя муть.
Мне не жаль вас, прошедшие годы, —
Ничего не хочу вернуть.
Я устал себя мучить бесцельно,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца…
И теперь даже стало не тяжко
Ковылять из притона в притон,
Как в смирительную рубашку,
Мы природу берем в бетон.
И во мне, вот по тем же законам,
Умиряется бешеный пыл.
Но и все ж отношусь я с поклоном
К тем полям, что когда-то любил.
В те края, где я рос под кленом,
Где резвился на желтой траве, —
Шлю привет воробьям, и воронам,
И рыдающей в ночь сове.
Я кричу им в весенние дали:
«Птицы милые, в синюю дрожь
Передайте, что я отскандалил, —
Пусть хоть ветер теперь начинает
Под микитки дубасить рожь».
С.Есенин <1923?>
* * *
Вечер черные брови насопил.
Чьи-то кони стоят у двора.
Не вчера ли я молодость пропил?
Разлюбил ли тебя не вчера?
Не храпи, запоздалая тройка!
Наша жизнь пронеслась без следа.
Может, завтра больничная койка
Упокоит меня навсегда.
Может, завтра совсем по-другому
Я уйду, исцеленный навек,
Слушать песни дождей и черемух,
Чем здоровый живет человек.
Позабуду я мрачные силы,
Что терзали меня, губя.
Облик ласковый! Облик милый!
Лишь одну не забуду тебя.
Пусть я буду любить другую,
Но и с нею, с любимой, с другой,
Расскажу про тебя, дорогую,
Что когда-то я звал дорогой.
Расскажу, как текла былая
Наша жизнь, что былой не была…
Голова ль ты моя удалая,
До чего ж ты меня довела?
С.Есенин 1923
Принимаю, что было и не было,
Только жаль на тридцатом году —
Слишком мало я в юности требовал,
Забываясь в кабацком чаду.
Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
Так же гнется, как в поле трава…
Эх ты, молодость, буйная молодость,
Золотая сорвиголова!
С.Есенин 1925
ДВЕ СУДЬБЫ
Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете —
по учению.
Жил бездумно, но при деле,
Плыл — куда глаза глядели, —
по течению.
Думал: вот она, награда, —
Ведь ни веслами не надо,
ни ладонями…
Комары, слепни да осы
Донимали, кровососы,
да не доняли!
Слышал, с берега вначале,
Мне о помощи кричали,
о спасении…
Не дождались, бедолаги:
Я лежал чумной от браги,
в отключении…
Тряханет ли в повороте,
Завернет в водовороте —
все исправится.
То разуюсь, то обуюсь,
На себя в воде любуюсь —
очень нравится!
Берега текут за лодку,
Ну, а я ласкаю глотку
медовухою.
После лишнего глоточку —
Глядь: плыву не в одиночку —
со старухою.
И пока я удивлялся —
Пал туман, и оказался
в гиблом месте я,
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо,
злая бестия.
Я кричу — не слышу крика,
Не вяжу от страха лыка,
вижу плохо я,
На ветру меня качает…
«Кто здесь?» Слышу, отвечает:
«Я, Нелегкая!
Брось креститься, причитая,
Не спасет тебя святая
Богородица!
Тот, кто рули и весла бросит,
Тех Нелегкая заносит —
так уж водится».
Я впотьмах ищу дорогу,
Медовуху — понемногу,
только по сту пью.
А она не засыпает,
Впереди меня ступает
тяжкой поступью.
Вот споткнулась о коренья,
От такого ожиренья
тяжко охая,
У нее одышка даже,
А заносит ведь туда же,
тварь нелегкая.
Вдруг навстречу нам — живая
Колченогая Кривая —
морда хитрая.
«Ты, — кричит, — стоишь над бездной,
Я спасу тебя, болезный,
слезы вытру я!».
Я спросил: «Ты кто такая?».
А она мне: «Я, Кривая.
Воз молвы везу».
И хотя я кривобока,
Криворука, кривоока,
я, мол, вывезу…
Я воскликнул, наливая:
«Вывози меня, Кривая,
я на привязи.
Я тебе и жбан поставлю,
Кривизну твою исправлю —
только вывези!
И ты, Нелегкая, маманя,
На-ка истину в стакане,
больно нервная!
Ты забудь себя на время,
Ты же — толстая, в гареме
будешь первая!».
И упали две старухи
У бутыли медовухи
в пьянь-истерику.
Ну а я за кочки прячусь,
Озираюсь, задом пячусь
прямо к берегу.
Лихо выгреб на стремнину —
В два гребка на середину.
Ох, пройдоха я!
Чтоб вы сдохли, выпивая,
Две судьбы мои — кривая
да нелегкая!
Знать по злобному расчету
Да по тайному чьему-то
попечению
Не везло мне, обормоту,
И тащило, баламута
по течению.
Мне казалось, жизнь – отрада
Мол, ни веслами не надо…
Ох, пройдоха, я…
Удалились, подвывая
Две судьбы мои, кривая
да нелегкая.
Владимир Высоцкий
За тех, кто в МУРе
Побудьте день вы в милицейской шкуре,
Вы жизнь посмотрите наоборот.
Давайте выпьем за тех кто в МУРе,
За тех кто в муре никто не пьет.
А за соседним столом компания,
А за соседним столом веселие,
А она на меня ноль внимания,
Ей сосед ее шпарит есенина.
Побудьте день вы в милицейской шкуре,
Вы жизнь посмотрите наоборот.
Давайте выпьем за тех кто в муре,
За тех кто в муре никто не пьет .
Понимаю я,что в тамаре ум,
Что у ней диплом и стремление,
И я вылил водку в аквариум,
Пейте,рыбы,за мой день рождения.
Побудьте день вы в милицейской шкуре,
Вам жизнь покажется наоборот.
Давайте выпьем за тех кто в МУРе,
За тех кто в МУРе никто не пьет.
1965 г.
У меня запой от одиночества
У меня запой от одиночества,
По ночам я слышу голоса,
Слышу вдруг зовут меня по отчеству,
Глянул — черт, вот это чудеса!
Черт мне корчил рожи и моргал,
А я ему тихонечко сказал:
«Я, брат, коньяком напился вот уж как,
Но ты, наверно, пьешь денатурат,
Слушай, черт, чертяга, чертик, чертушка,
Сядь со мной, я буду очень рад.
Да неужели, черт возьми, ты трус
Слезь с плеча, а то перекрещусь».
Черт сказал, что он знаком с Борисовым,
Это наш запойный управдом.
Черт за обе щеки хлеб уписывал,
Брезговать не стал и коньяком.
Кончился коньяк: не пропадем,
Съездим к трем вокзалам и возьмем.
Я устал, к вокзалам черт мой съездил сам,
Просыпаюсь, снова он — боюсь,
Или он по-новой мне пригрезился,
Или это я ему кажусь.
Черт опять ругнулся, а потом
Целоваться лез, вилял хвостом.
Насмеялся я над ним до коликов
И спросил:»А как там у вас в аду
Отношение к нашим алкоголикам,
Говорят, их жарят на спирту?»
Черт опять ругнулся и сказал:
«Да там не тот товарищ правит бал».
Все кончилось, светлее стало в комнате,
Черта я хотел опохмелять,
Но растворился он, как будто в омуте,
Я все жду, когда придет опять.
Я не то, чтоб чекнутый какой,
Но лучше с чертом, чем с самим собой.
Чудо-юдо
В королевстве, где все тихо и складно,
Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь,
Появился дикий зверь огромадный —
То ли буйвол, то ли бык, то ли тур.
Сам король страдал желудком и астмой,
Только кашлем сильный страх наводил.
А тем временем зверюга ужасный
Коих ел, а коих в лес волочил.
И король тотчас издал три декрета:
Зверя надо, говорит, одолеть наконец.
Вот, кто отважется на это, на это,
Тот принцессу поведет под венец.
А в отчаявшемся том государстве,
Как войдешь, так прямо наискосок,
В бесшабашной жил тоске и гусарстве
Бывший лучший, но опальный стрелок.
На полу лежали люди и шкуры,
Пели песни, пили меды и тут
Протрубили во дворце трубадуры,
Хвать стрелка — и во дворец волокут.
И король ему прокашлял: «Не буду
Я читать тебе моралей, юнец,
Вот, если завтра победишь чуду-юду,
То принцессу поведешь под венец».
А стрелок: «Да это что за награда?
Мне бы выкатить порвейна бадью.
А принцессу мне и даром не надо,
Чуду юду я и так победю».
А король: «Возьмешь принцессу и точка.
А не то тебя раз-два и в тюрьму,
Ведь это все-же королевская дочка».
А стрелок: «Ну хоть убей, не возьму»
И пока король с ним так препирался,
Съел уже почти всех женщин и кур,
И возле самого дворца ошивался
Этот самый то ли бык, то ли тур.
Делать нечего, портвейн он отспорил,
Чуду-юду уложил и убег…
Вот так принцессу с королем опозорил
Бывший лучший, но опальный стрелок.
***
У вина достоинство, говорят, целебное.
Я решил попробовать. Бутылку взял, открыл.
Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное:
Может быть зеленый змий, а может, крокодил.
Если я чего решил, я выпью-то обязательно,
Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.
А оно зеленое, пахучее, противное,
Прыгало по комнате, ходило ходуном.
А потом послышалось пенье заунывное,
И виденье оказалось грубым мужиком.
Если я чего решил, я выпью-то обязательно,
Но к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.
И если б было у меня времени хотя бы час.
Я бы дворников позвал бы с метлами, а тут
Вспомнил детский детектив — старика Хоттабыча —
И спросил: товарищ Ибн, как тебя зовут?
Так, что хитрость, говорю, брось свою иудину,
Прямо, значит, отвечай, кто тебя послал?
И кто загнал тебя сюда — в винную посудину?
От кого скрывался ты и чего скрывал?
Тот мужик поклоны бьет, отвечает вежливо:
Я не вор, я не шпион, я вообще-то дух!
И за свободу за свою, захотите ежели,
Изобью за вас любого, можно даже двух.
Тут я понял: это джин, он ведь может многое,
Он ведь может мне сказать: вмиг озолочу.
Ваше предложение, — говорю, — убогое.
Морды после будем бить. Я вина хочу!
Ну а после — чудеса по такому случаю!
Я до небес дворец хочу, ведь ты на то и бес.
А он мне: мы таким делам вовсе не обучены,
Кроме мордобития — никаких чудес.
Врешь,-кричу,-шалишь,-кричу.Ну, и дух в амбицию.
Стукнул раз — специалист, видно по нему.
Я, конечно, побежал, позвонил в милицию.
Убивают, — говорю, — прямо на дому.
Вот они подъехали, показали аспиду!
Супротив милиции он ничего не смог!
Вывели болезного, руки ему за спину
И с размаху кинули в черный воронок.
Что с ним стало? Может быть, он в тюряге мается.
Чем в бутылке, лучше уж в Бутырке посидеть.
Ну, а может, он теперь боксом занимается?
Если будет выступать, я пойду смотреть.
В.Высоцкий
* * *
Кто в местах, где многолюдно
Пьет из рога беспробудно
Разве тот мужчина?!
(Из песни, исполняемой М.Магомаевым)
ОТВЕТ КАТЕНИНУ1
Напрасно, пламенный поэт,
Свой чудный кубок мне подносишь
И выпить за здоровье просишь:
Не пью, любезный мой сосед!2
Товарищ милый, но лукавый,
Твой кубок полон не вином,
Но упоительной отравой:
Он заманит меня потом
Тебе вослед опять за славой.
Не так ли опытный гусар,
Вербуя рекрута, подносит
Ему веселый Вакха дар,
Пока воинственный угар
Его на месте не подкосит?
Я сам служивый: мне домой
Пора убраться на покой.
Останься ты в строях Парнаса;
Пред делом кубок наливай
И лавр Корнеля или Тасса3
Один с похмелья пожинай.
1828 г А.С.Пушкин
1Ответ на стихотворную повесть «Старая быль» и посвящение к ней «Л. С. Пушкину», присланные П.А.Катениным поэту. В посвящении, полном скрытых полемических намеков, речь шла о чудесном кубке, из которого может пить вино лишь истинный поэт; Катенин призывал Пушкина испить из этого кубка.
2Строка из стихотворения Г.Р.Державина «Философы, пьяный и трезвый».
3П.А.Катенин переводил этих поэтов.
(А.С.Пушкин. сочинения. В 3-т. т.1, с.433-434).
* * *
Не время руки опускать бессильно,
Да, то, что потеряли, не вернешь.
Но все мы сможем, коль спасем Россию от лжи…
А водка — это ложь…
Н.Колычев
-оооОооо-
Это будет
хуже убийства, предательства хуже…
Е.А.Некрасов
Веселый, надежный, ершистый,
Распахнут до самой души,
Тебя не сломили фашисты,
Но взяли в полок торгаши.
Хмельные не высушить реки,
Не вытолкать грубость в зашей.
И дети родятся — калеки.
И жены бегут от мужей.
Извечный защитник святыни,
Ты лишь притомился в пути,
А недруги шепчут и ныне:
— Спивается русский, гляди! —
Дурные кипят разговоры.
Уже оскорбленье — не риск.
А с братской могилы в просторы
Летит на заре обелиск.
Нет, поднятый силой таланта,
Ты спросишь однажды в упор:
— А чем рассчитается банда
За свой алкогольный, террор? —
А чем рассчитаются люди,
От сотен
и до одного,
Которые служат Иуде
И черному делу его?
Проклятьем отметится каждый,
Кто нами давно пренебрег,
И дух безмятежно-отважный
От водочной мглы не сберег.
В.Сорокин
* * *
В одной бутылке слиты воедино,
Соседствуют, нимало не таясь.
Благих мечтаний золотая вязь
И зла извечного хмельная паутина.
В одной полоске слиты воедино,
Соседствуют, нимало не таясь.
Благих мечтаний золотая вязь
И зла извечного хмельная паутина.
Глотаем зелье, чтобы раствориться
В прекрасном мире сладострастных грез
И в райских кущах навсегда забыться
Среди прекрасных хризантем и роз.
Но рай и ад — извечные соседи.
И, находясь в горячечном бреду,
Считаешь раем водочные бредни,
Не ведая, что ты уже в аду
Николай Абрамов
* * *
Слабоумные, нерожденные,
Перед Богом в чем Ваша вина?
До рождения умертвленные,
До зачатия обреченные
Чашу горькую выпить до дна.
Уже в утробе задыхаются
От алкогольного дерьма.
Подумать — сердце разрывается…
А папа с мамой пьют, не каются,
Их держит пьяная чума.
Олигофрены и дебилы,
Их с каждым годом больше рать.
Бьют точно в цель пары этила.
Взывают детские могилы:
«Не пей, отец!» «Опомнись, мать!»
Николай Абрамов
* * *
В целебную силу спиртных суррогатов
Без тени сомнения верил он свято.
В праздники, в будни пьяное зелье
Пил для здоровья, пил для веселья.
С радости, с горя пил он в охотку
Пойло хмельное — «Русскую водку».
Правда, наутро было с похмелья
Не до улыбок, не до веселья,
Но неизменно с прежней любовью,
Тост поднимая, пил за здоровье.
Было здоровье! Вскоре не стало.
Все постепенно водка забрала.
Жизнь пролетела, словно в кошмаре,
В пьяных застольях, в пьяном угаре.
Нечего вспомнить, только потери.
И завещал он — «водке не верить».
«Если не хочешь сдохнуть в канаве,
Не прикасайся к пьяной отраве».
Николай Абрамов
НЕ ВЕРЮ!
Если слышу, что русский мужик
Жить не может без водки —
— не верю я.
Топят нас в этой дьявольской лжи.
Не считаясь с людскими потерями.
Проповедуют русский обычай,
Ложь вливая нам в мозг через уши.
И становятся легкой добычей
Неокрепшие детские души.
Держат истину в страшном секрете.
Как порвать этот замкнутый круг?
И плетет свои мерзкие сети
Полупьяный смердящий паук.
Одурманенный жаждой наживы,
Измеряет все в звонкой монете.
Все его обещания лживы,
Плачут матери, жены и дети.
Кто за детские слезы в ответе?
Как без боли смотреть им в глаза?
Люди! Гибнет Россия, поверьте,
Захлебнувшись в вине и слезах.
* * *
Сгустились тучи черные над нами,
Над нашими хмельными головами.
Вокруг — наркотики, убийства, алкоголь.
Всем правит наркотический король.
Он властвует над нашими детьми,
И все труднее удается быть людьми.
Пора понять, что нужно отрезветь,
Чтоб до конца от водки не сгореть.
* * *
Сам себя загоняю в угол.
Как же выбраться с адова круга?
Я лишь тлею, уже не горю,
Стала водка мне лучшей подругой.
Не пора ли подняться с колен,
Путь забыть к этой дьявольской лавке,
И с души сбросить водочный плен,
Что ведет меня прямо к удавке.
* * *
Под звуки музыки печальной
Проводите в последний путь.
И только стопки поминальной
Не надо ставить мне на грудь.
Она всю жизнь меня сопровождала.
Сбивала с ног. Ни охнуть, ни вздохнуть.
Я пил, и постоянно было мало.
Хоть перед смертью дайте отдохнуть!
На перепутье жизненных дорог
Судьба мне предложила сделать выбор
И, подведя дням прожитым итог,
Не повторить допущенных ошибок.
Но путь к вершине долог и не прост:
Неверный шаг — и начинай сначала.
И много раз страховки крепкий трос —
«Оптималиста» помощь выручала.
* * *
Нас к истине ведут сквозь испытанья.
Мы ежедневно учимся чему-то.
И каждый час, и каждую минуту
Мы неизбежно получаем знанья.
Определенно, мы здесь неспроста.
Мы предназначены к какой-то высшей цепи.
Но, позабыв, кто есть на самом деле,
Жизнь начинаем с чистого листа.
Вся наша жизнь с рожденья до ухода
Закону одному подчинена —
Все прошлые грехи свои сполна
Мы искупить должны перед Природой.
* * *
В.В.Маяковский
Собр. соч. в 8 томах.
Библиотека «Огонек», издательство «Правда», Москва, 1968 г., т.1.
Бросьте города, глупые люди!
Идите голые лить на солнцепеке
пьяные вина в меха-груди,
дождь-поцелуи в угли-щеки.
с.25.
Дорога – рог ада – пьяни грузовозов храпы!
Дымящиеся ноздри вулканов хмелем расширь! 26
И тогда уже – скомкав фонарей одеяла –
ночь излюбилась, похабна и пьяна,
а за солнцами улиц где-то ковыляла
никому не нужная, дряблая луна. 28.
Город вывернулся вдруг.
Пьяный на шляпы полез. 31
Винные витрины,
как по пальцу сатаны,
сами плеснули в днища фляжек. 47.
Вам !
Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!
Знаете ли вы, бездарные многие,
думающие, нажраться лучше как, —
может быть, сейчас бомбою ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящих баба да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!
с.73.
Банан, ананасы! Радостей груда!
Вино в запечатанной посуде…
Но вот неизвестно зачем и откуда
на Перу наперли судья! 74
И нет ни в одной долине ныне
гор, вулканом горящих.
Судья написал на каждой долине:
«Долина для некурящих».
В бедном Перу стихи мои даже
в запрете под страхом пыток.
Судья сказал: «Те, что в продаже,
тоже спиртной напиток». 75.
А из сигарного дыма
ликерною рюмкой
вытягивалось пропитое лицо Северянина. 110.
За всех вас,
которые нравились или нравятся,
хранимых иконами у души в пещере,
как чащу вина в застольной здравице,
подъемлю стихами наполненный череп. 120
В карты б играть!
В вино
Выполоскать горло сердцу изоханному. 122
Даже если,
от крови качающийся, как Бахус,
пьяный бой идет –
слова любви и тогда не ветхи.
Милые немцы!
Я знаю,
на губах у вас
гётевская Гретхен. 123.
Быть может, в турнирах,
быть моет, в боях
я был бы самый искусный рубака.
Как весело, сделав удачный удар,
смотреть, растопырив ноги как.
И вот врага, где предки,
туда
отправила шпаги логика.
А после в огне раззолоченных зал,
забыв привычку спанья,
всю ночь напролет провести,
глаза
уткнув в желтоглазый коньяк.
И, наконец, ощетинясь, как еж,
с похмельем придя поутру,
неверной любимой грозить, что убьешь
и в море выбросишь труп. 130.
Сегодня всем целоваться.
За мной!
Смотрите,
сие – ресторан.
Зал зацвел от оваций.
Лакеи, вин!
Чтобы все сорта.
Что рюмка?
Бочки гора.
Пока не увижу дно,
изо рта
не вырвать блестящий кран…
Домой – писать.
Пока в крови
вино
и мысль тонка. 148.
Стоит император Петр Великий,
думает:
«Запирую на просторе я!» –
а рядом
под пьяные клики
строится гостиница «Астория». 154
Вправо,
влево,
вкривь,
вкось,
выфрантив полей лоно,
вихрились нанизанные на земную ось
карусели
Вавилонищ,
Вавилончиков,
Вавилонов.
Над ними
бутыли,
восхищающие длиной.
Под ними
бокалы
пьяной ямой.
Люди
или валялись
как упившийся Ной,
или грохотали мордой многохамой!
Нажрутся,
а после,
в ночной слепоте,
вывалясь мясами в пухе и вате,
сползутся друг на друга потеть,
города содрогая скрипом кроватей. 163.
В христиан зубов резцы
вонзая,
львы вздымали рык.
Вы думаете – Нерон?
это я,
Маяковский
Владимир
пьяным глазом обволакивал цирк.
Простите меня! 178
Если
такие, как вы,
творцы –
мне наплевать на всякое искусство.
Пойду на биржу.
Тугими бумажниками растопырю бока.
Пьяной песней
душу выржу
в кабинете кабака. 218.
Царствование
Николая последнего
«Радуйся, Саша!
Теперь водка наша».
«Как же, знаю, Коля, я:
теперь монополия». 227
Бочек вина пьянее
жизнь. 337
* * *
Друг не тот, кто в застолье крут,
И когда за здоровье пьют,
Друг не станет тебе кричать:
«Пей до дна!»
Друг почувствует, что тебе
Стало холодно на земле
И согреет своим теплом
Без вина.
Мой друг,
Ты уж меня прости
За все,
Что нам пришлось пройти
Мой друг,
На повороте дней,
Вижу я все ясней,
Кто настоящий друг.
(Авторы и исполнители песни
И.Крутой, И.Николаев «Мой друг»).
БРАЖНИКИ-ГУЛЯКИ
Бродягой, нищим тот умрет,
Кто вечно кутит, пьет и жрет
И лишь с гуляк пример берет.
Колпак ты на того надень,
Кто день и ночь, и ночь и день
Рад брюхо поплотней набить
И полной винной бочкой быть,
Как будто жизнь он взял на откуп
С единой целью: больше в глотку б!
Он за день виноградных лоз
Погубит больше, чем мороз.
Дадим такому человечку
На корабле глупцов местечко!
С ума сведет его вино —
Под старость скажется оно:
Трясуч, дурашлив, голос пропит, —
Свой смертный час он сам торопит.
На свете нет порока гаже:
Муж просвещенный, мудрый даже,
Предавшись пьянству, до конца
Лишится славы мудреца.
Пьешь в меру — разговор иной.
Не снес вина и старец Ной,
Хотя в ту пору в мире целом
Был самым первым виноделом.
Вино и мудрых в грязь повалит
И колпаки на них напялит.
Когда израильский народ
Вливал, бывало, лишку в рот,
Он, как заведено меж пьяниц,
Шумел, плясал безбожный танец
Вкруг изваяния тельца
Языческого образца.
Недаром бог во время оно
Пить запретил сынам Аарона.
Но в наши дни какой священник
Той заповеди не изменник?!
Хлебнул и Олоферн беды,
И головы и бороды
Лишась, когда был пьян однажды.
И — жертва той же самой жажды —
Бывал и Александр пьян,
Свой унижая царский сан,
И делал то, о чем потом
Сам вспоминал с большим стыдом.
Кто весел от вина сегодня,
Заплачет завтра в преисподней.
Когда б не пьянство, то вовек
Не знал бы рабства человек!
Чревоугодье, пьянство — страсти,
Чьи спутники — нужда, несчастье.
Отцам и сыновьям равно
Страданьями грозит вино,
Коль ты его хлебать привык
С кем ни на есть, как воду — бык.
Ах, мало ли таких гуляк,
Кому как дом родной кабак:
Пришли — кабатчик наготове,
Две ляжки подал им коровьи,
Миндаль, изюм и рис принес,
А чем расплатятся — вопрос!
Все стали бы мудрей вдвойне,
Будь капля мудрости в вине,
Что пьют сверх меры и сверх силы
Обжоры, пьяницы-кутилы,
Друг дружке наливая кружку
И побуждая пить друг дружку:
«Твое здоровье!.. Пей!..” — «Смотри,
До дна, до капли!..” — «На пари!..”
«Налить?” — «Налей!..” Пьют дуралеи,
Себя нисколько не жалея:
Раз — в кружку, два — ив глотку. Ловко!
Намылить бы для них веревку!
Поистине, ведь нет другой
На свете глупости такой!
Прочесть мы можем у Сенеки
(Мыслитель, живший в первом веке):
«Боюсь, что трезвых мир осудит,
А уважать лишь пьяниц будет,
И чтобы знаменитым быть,
Вина придется больше пить”.
Но я в виду имею тут
И тех, кто пива много пьют.
Пьет умный в меру, а болван—
Хоть бочку, хоть бродильный чан.
Однако долговечней тот,
Кто понемногу, с толком пьет.
Приятно лишь во рту вино, —
В утробе мучит нас оно,
Всю кровь пропитывает ядом,
Как василиск смертельным взглядом.
(Себастиан Бранд.
(Корабль дураков. М.: «Художественная литература», 1989, с.61-63)
О ДУРНОМ РОДИТЕЛЬСКОМ ПРИМЕРЕ
Ребенок учится тому,
Что видит у себя в дому:
Родители пример ему.
Кто при ясене и детях груб,
Кому язык распутства люб,
Пусть помнит, что с лихвой получит
От них все то, чему их учит.
Теперь вести себя прилично
Не в моде стало, и обычно
И женский пол, себя позоря,
Стал срамословить в разговоре.
Мужья — пример для жен своих,
А дети учатся у них:
Там, где аббат не враг вина,
Вся братия пьяным-пьяна!
Что говорить, — спокон веков
Полно на свете дураков!
Не волк воспитывал овец,
Походку раку дал отец.
Когда родители умны
И добродетельно скромны,
То благонравны и сыны.
Попался как-то Диогену
Какой-то пьяный совершенно,
Впервые встреченный юнец.
«Сынок, — сказал ему мудрец, —
Ты, вижу, весь в отца родного:
Бьюсь об заклад — он раб хмельного!”
Коль видят нас и слышат дети,
Мы за дела свои в ответе
И за слова: легко толкнуть
Детей на нехороший путь.
Держи в приличии свой дом,
Чтобы не каяться потом.
(Себастиан Бранд.
(Корабль дураков. М.: «Художественная литература»,
1989, с.104-105)
КОРОТКАЯ БЕСЕДА О ПЬЯНСТВЕ — ВРЕДНЕЙШЕМ ПОРОКЕ
Гуляя вечером погожим,
Я встретился с. одним прохожим,
Который был весьма хмелен;
Горланил и ругался он
На радость малым ребятишкам:
Сбежалось их десяток с лишком
Глазеть, как он бредет, мыча
И плащ по грязи волоча.
Вдруг вижу я, что этот пьяный —
Мой подмастерье, в деле рьяный,
И скромник, судя по всему.
Хотел я взбучку дать ему
И разбранил бы на все корки,
Да вспомнил тут о поговорке:
«И воз пьянчужку обогнет…”
Решил я: «Пусть себе бредет,
А утром с ним я потолкую”.
Назавтра речь повел такую
Я с подмастерьем: «Слушай, друг,
На что ты тратишь свой досуг?
Вчера, вечернею порою,
Ты напился свинья свиньею.
Взглянув на твой ужасный вид,
Я испытал глубокий стыд.
Скажи, — мне, право, непонятно, —
Ужели может быть приятно
Питьем наполнить свой живот
И, словно неразумный скот,
Мычать пред всем честным народом?”
«Не мог же я прослыть уродом, —
Потупясь, он мне возразил. —
Вчера я на пирушке был,
Нас угощал один приятель.
Судите сами, было б кстати ль
Там отказаться от вина?
А коли пить, так пить до дна!”
Сказал я: «Друг ли тот, кто просит
Тебя с ним пить и тем наносит
Рассудку твоему урон
И чести?” — «Разве, — молвил он, —
И честь от выпивки страдает?”
«Да, тот, кто брюхо наполняет
Вином, — сказал я, — без руля
Несется, вроде корабля,
Лишившегося управленья,
Теряет вовсе разуменье,
Слепою силою влеком,
Себя пред всеми дураком
Выказывает, и друг другу
Все кажут пальцем на пьянчугу.
Уж тут не честь, а стыд и срам!”
«Теперь я понимаю сам,
Что это так, но бог с ней, с честью!
Раз не успел пропить-проесть я
Свое добро, беды в том нет,
Что пью я”, — он сказал в ответ.
«И все-таки достаток тает:
Его не только тот мотает,
Кто денежки в шинок несет,
Но также тот, кто даром пьет. —
В шинке и он сидит до рвоты,
Отлынивает от работы,
Избрав бездельника удел,
И остается не у дел.
Коль в голове твоей затменье,
Тебя не минет разоренье,
И бедность, жизнь твою губя,
Когтями вцепится в тебя.
Кто пьет, разбогатеть не может”.
Он молвил: «Был бы день лишь прожит,
И ладно. Я ведь небогат.
По мне, здоровье — лучший клад.
А я здоров и в состоянье
Добыть семейству пропитанье”.
«Пусть так, не стану спорить я.
Но от обильного питья
Бывает множество болезней.
Не пить, дружок, куда полезней
Для сердца, легких и кишок;
Вино людей сбивает с ног.
Бывает и похуже случай:
Не долго заболеть падучей
Или чахотку подцепить.
Дружок, который учит пить
Дружка, вредит его здоровью!”
Конец, я думал, прекословью,
Но он ответил: «Нет, нельзя,
Когда тебя поят друзья,
Отказом вызывать укоры”.
«С пьянчугами боишься ссоры,
А бога не боишься, нет,
Хотя он наложил запрет
На пьянство, ибо всякий пьющий
Вредит себе, и даже пуще:
Творит недобрые дела!
Вино всегда источник зла:
Ведь пьяница на то решится,
Что трезвому и не приснится.
Побойся бога, милый друг,
Беги от общества пьянчуг!”
«Мне жить тогда в пустыне надо, —
Сказал он. — Ведь вино — отрада
И богачей и бедняков.
Обычай у людей таков,
И выпивка в чести повсюду;
Так что ж, я всем перечить буду?”
«Разумный счастлив не вином:
Он ищет радостей в ином.
Не видит в том себе почета,
Что кружкой чокнется с ним кто-то.
Сдается мне, что сам ты рад,
Когда тебя вином поят”.
Он молвил: «Ни при чем тут радость:
Потом во рту такая гадость
И мучат рези в животе…
Да как откажешь? Живо те,
Кто угощал, тебя ославят,
Стыдиться пред людьми заставят…”
«Позор, мой друг, ты видишь в том,
Что не захочешь быть скотом, —
Сказал я. — В этом нет позора,
И не грозит с друзьями ссора,
Когда ты ловко и умно
На приглашенье пить вино
Ответишь вежливым отказом”.
Он молвил, не моргнувши глазом:
«А я со всяким пить готов”.
«Тогда не стоит тратить слов, —
На это возразил ему я. —
И если ты, беды не чуя,
Намерен пьянствовать и впредь,
Тебя лишь можно пожалеть.
Не впрок тебе увещеванья,
Но неизбежно наказанье:
Узнаешь с некоторых пор
Болезни, бедность и позор!
Тогда, пей воду ли, вино ли,
В желудке вечно будут боли,
А в голове сумбур и шум.
Тогда ты схватишься за ум,
Поймешь, что поведеньем глупым
Себя ты сделал полутрупом,
Что молодость растратил зря,
Обогащая шинкаря,
Что сам ты бед своих виновник…
Захочешь запереть коровник,
А уж; коровы-то в нем нет!
Даю тебе благой совет:
Одумайся, пока есть время!
Трудись и не якшайся с теми,
Кто к пьянству любит подстрекать.
Лишь перестав вино лакать,
Ты избежишь удела злого, —
Запомни Ганса Сакса слово”.
(Ганс Сакс).
(Избранное. М.: «Художественная литература», 1989, с.265-268)
— See more at: http://revers-sun.fi/tvorchestvo/stihi_protiv_pyanstva_izvestnyh_avtorov.html#sthash.R0OVv9Lk.dpuf
