Воины Волкодлаки (Образ ворона у индоевропейцев).

История имеет достаточно разрозненную и скудную информацию об этих воинах причем в преломлении через призму хтианства. Известно только, что они были неуловимы и безжалостны как волчья стая голодной зимой, были мастерами засад и ночных атак. Их тактику можно назвать именно «волчьей тактикой»: коллективная засада, моментальный сокрушающий удар, и уход. Волки также охотятся коллективом, стремительная, мобильная, режущая и собранная атака. Известны данные о раскопках на месте военного становища на острове Йомс: среди найденных предметов встречались обереги с молотом Тора, украшенные головами волков. Они вполне могли принадлежать воинам-волколакам. На том основании, что волк — «навий» зверь, нельзя обойти вниманием и такой важный факт: Перунов день (а точнее, Перунова ночь) приурочен к августовскому полнолунию, а именно в лунные ночи августа волки обучают волчат-первогодков «ночным песням». Кроме того, по сообщениям одного из греческих историков, писавшего о скифских временах, известно, что у славян с древнейших времен (и до религиозной реформы князя Владимира), среди воинов бытовал обычай на празднование Перунова дня приходить в безрукавках из волчьей шкуры. При этом волк добывался в поединке один на один, а воин в поединке вооружался одним ножом. Таков был один из ритуалов посвящения в касту воинов; это серьезное испытание доказывало, что молодой воин стал достоен своего могучего учителя и соперника — дикого зверя, по силе сравнялся с волком и сам стал им. Вообще же, славянские воины часто относились к волкам не как к животным, а как к братьям-воинам, часто выступающим учителями, а иногда соперниками и противниками, но всегда равными воинам. Отсюда происходит «волчья поступь», «волчья грунь» (способ передвигаться бегом несколько часов подряд). Таким образом, как нам видится, мы имеем достаточное множество косвенных данных, перерастающих в систему. А если учесть, что покровителем славянских воинов был именно Перун, правомерен вывод, что воины-волколаки имеют отношение именно к Перуну. В этой связи также можно добавить, что златокудрый небесный воин Перун, помимо своей «светлой» ипостаси, открытой простым воинам-славянам, открывает и свою «темную» (навью) ипостась избранным и достойным воинам, достигшим определенных высот в боевых искусствах. Навь подразумевает «тайные знания» — обладателями которых, собственно, и были немногие избранные Перуновы воины, использовавшие в боевых действиях искусную военную мудрость и применявшие на практике боевую магию, недоступную иным. Согласно языческим представлениям, Тьма — это то, что недоступно взгляду и пониманию большинства. Простой пример: тот кто находится во тьме, видит и то что во тьме, и то что на свету; и напротив, тот кто находится на свету, видит только то что на свету. И каждый языческий бог имеет несколько ипостасей (как минимум две). «Вершина айсберга» (светлая ипостась Перуна) доступна наблюдению и пониманию всяким и каждым простолюдином — например, в реальном мире менталитет Перуна ярко выражен у военного сословия («в армии все должно быть параллельно, перпендикулярно и посыпано песком… и вообще, если вы все такие умные, то почему строем не ходите?»). Однако, у архетипа Перуна есть еще и скрытая от поверхностного взгляда суть, «подводная часть айсберга» — это его темная ипостась, иначе еще именуемая как «Черный Перун». И именно эту — намного более значимую по силе и объему, знаниям и навыкам — часть архетипа Перуна и воплощали в себе такие профессионалы военного искусства как воины-волколаки

взято с:
http://naitwolf.narod.ru/O/Volkolak.htm

ВОЛКОДЛАК – ВОИН ДРЕВНИХ БАЛТОВ

С древнейших времен у многих народов образ волка был связан с культом божества войны. Древние греки в Аркадии поклонялись Лкейскому Аполлону, Ликейскому Зевсу в образе волка. Древнеримскому богу войны Марсу служили воины-священнослужители. Их называли сакранамами или амертинцами, и их тотемом был волк.
Связь волка с божеством войны отразилась и в мифах о двух волках, (Geri и Freki), сопровождавших древнегерманского бога войны Одина в качесвте его «псов» (аналогичное представление отмечено также и в грузинской мифологии). Славянского бога войны и предка звали Змей Огненный Волк.
Соответственно и сами воины древних индоевропейцев представлялись в виде волков или именовались волками (В хеттской, иранской, греческой, германской и других индоевропейских традициях) и часто наряжались в волчьи шкуры. В этом случае голова волка надевалась на шлем, а остальная шкура покрывала плечи и спину волка (для того времени это было идеальным костюмом маскировки в условиях богатой флоры и фауны). Такую вольчю шкуру носили и некоторые подразделения римских легионов: разведчики, знаменосцы и преторианская гвардия. И знаменосцы, и преторианская гвардия, как парадное войско, меньше, чем другие подразделения, меняли образ униформы с течением времени (такой консерватизм и в наши дни моно наблюдать при парадных подразделениях войск разных стран, как например, папская гвардия, гвардия королевы Великобритании и т.д.).
Саги гласят, что скандинавские воины-волки (берсерки) были настолько свирепы, сильны и умелы в воинском искусстве, что шли в бой без оружия (вернее, использовали щит и меч только для того, чтобы пробраться поглубже в ряды противника), сражаясь практически руками и ногами (Как известно из истории, древние балты были достойными противниками викингов). Согласно хеттскому тексту обращения царя Хаттусилиса I (XVII в. до н.э.) к войску, его воины должны быть, как «стая волков». аналогичное представление о волчьей стае, как символе военной дружины известно на Кавказе у сванов. В свою очередь, тех, кто свою связь с тотемом волка и свое искусство воина использовал, совершая преступления, считали, как свидетельствуют хеттские законы, древнегерманские юридические нормы, а также и Платон, злейшими преступниками-волками (хетт. hurikas, «преступник»; др.-исл. Vargr, «волк-изгой»), которых надо уничтожать, как только они пойманы.
Представление о превращении человека в волка объединяет многие мифы о волке. В. Задорожгый пишет: «Геродот передавал рассказ о некоем северноевропейском племени (neuri), члены которого ежегодно на несколько дней превращались в волков. Такой «манией величия» страдали многие племена в разных концах Европы. Например у балтов были воины – слуги бога-волка, которые шли в бой, буквально белены объевшись (принятие наркотика было частью ритуала). Во время сражения такие воины в своей галлюцинации считали себя волками. Кое-кто из них безвозвратно застревал в образе волка – и тогда человека-волка убивали, чтобы он не нанес ущерба…»
В фольклоре европейских народов сохранились отголоски и верования о связи волков со свадьбой. Здесь мы встречаем и жениха, который превращается в волка, и колдуна, который может превратить в стаю волков всех гостей свадьбы. Об архаизме этих верований свидетельствует то, что в европейской традиции способность жениха превращаться в волка связывается с древним обычаем женитьбы – кражей невесты. Здесь проявляется связь: жених – воин – волк. Праздничные ритуалы, когда люди переодевались в волчьи шкуры, ходили с маской или чучелом волка, у многих народов Европы (в то числе у балтов и у южных и западных славян) приурочивались к осеннее-зимнему сезону (когда, как мы знаем, урожай уже убран, болота замерзли, люди гораздо меньше загружены работой по хозяйству). Именно в это время года и свадьбу играли, и на войну шли. В традициях многих европейских народов декабрь называется «волчий месяц» (ср. чеш. vlci mesic, латыш. vilku menesis и др.).
Таливалдис Земзарис в первой половине нашего века писал «Анализируя специальную литературу XVI и XVII веков, я пришел к выводу, что вопрос о волкодлаках должен быть особенно актуальным в Латвии, потому что несколько серьезных авторов (теолог Олав Магнус, медик Гасапар Пейкер, юрист Боден, Йохан Фишарт и др.) доказывают реальность волкодлаков, основываясь на достоверных сведениях из Ливонии и Пруссии». К ним присоединяется и проф. К. Страубергис: «В многочисленных литературных произведениях XVI о колдовстве особенно много информации иеется о волкодлаках Ливонии, которая в те времена в Европе славилась, как страна колдунов и ведьм. Немецкий космограф Себ. Минстер в своей популярной «Космографии» (1550), ссылаясь на своего ливонского корреспондента Ханса Хазентетера, пишет, что на этой зеле очень ного колдунов и ведьм, которые на допросах в инквизиции часто сообщали о своих способностях превращаться в волка…»
Георг Сабин, комментируя VII книгу «Метаморфоз» Овидия, где говорит о ликантропии, говорит: «простолюдины убеждены, что некоторые люди раз в год превращаются в волков и обратно. О таких пишет и Геродот, говоря о неурах, народе Скифии, и здесь у Пруссов такие тоже есть…»№ В свою очередь, бургундец Хуберт Лангует идет еще дальше и утверждает, что именно в Видземе (Лифляндия) является той землей, где, по Геродоту, жили неуры, которые якобы могли превращаться в волков.
Соломон Хеннинг в своей хронике (1589) пишет о верованиях курляндцев: «…крестьян надо отучить от их заблуждений, ведьминых дел, идолопоклонства и обратить к истинному пониманию сущности и воли Бога. Они очень сильно склоняются к язычеству и поклоняются солнцу, звездам, луне, огню, воде, ручьям и чуть ли не всей живой твари, только это раньше делали открыто, а сегодня это происходит тайно… описать все те мерзости, что этот народ делает в своих многочисленных рощах и погребая своих покойников, было бы слишком долго. Часто и много раз они превращаются в волков и бегают (вокруг) как волкодлаки, как их называют». В свою очередь, из материалов святой инквизиции мы читаем: «здесь у ливов все умеют колдовать, и если всех, кто эти занимается, сжечь на костре, не останется никого, кто работал бы в поле».
В 1555 году о волкодлаках весьма широко писал убежавший в Рим католический епископ из Упсалы Олав Менсон (в латинизированном варианте Магнус), считая, что это явление очень характерно для жителей Пруссии, Ливонии и Литвы: «тот класс волков, которым на самом деле являются люди, превращенные в волка – класс, о котором Плиний с убеждением пишет, что это придуманные сказочные существа, по моему убеждению, еще по сей день в большом количестве встречается в северных странах… ночью на Рождество в условном месте собирается множество волков, в которых превратились люди из разных волостей, и той же ночью с ужасной свирепостью они нападают как на людей, так и на скот… Они вламываются в пивные погреба, выпивют несколько бочек пива, а пустые складывают одна на другую в середине зала: в этом они отличаются от настоящих волков».
Курляндский суперинтендант Паул Эйнхорн в своей книге писал, что нельзя отрицать, будто волкодлаки являются людьми, которые по поручению дьявола принимают облик волка и, бегая вокруг, могут нанести вред скоту и людям. Некоторые объясняют это «метемпсихозой», то есть что душа человека переходит в волка и руководит его деятельностью. Тело человека должно оставаться в том же положении, лежа, иначе душа не найдет дорогу обратно и навсегда останется в волке. Другие думают, что происходит «трансмутация» — человек превращается в волка телом и душой. Сам Эйнхорн эти объяснения отрицает, присоединяясь к мнению, что это проделки дьявола: кто думает, что он волк, хотя он не волк, а другому кажется, что он видит волка, хотя на самом деле он его не видит. В свою очередь священник Сам. Ранней, оппонируя бреславскому врачу Йохану Канольду, в 1725 году писал: « тому, что они действуют, как волки (вредят скоту и т.д.) не верит ни один образованный человек в Курляндии. Но в своих фантазиях м заблуждениях они себя считают волками, а другие из-за этих же заблуждений и глупостей тоже считают их волками, и потому они и бегают по лес, как волки (конечно, не настоящие)». А протокол допроса инквизиции свидетельствует: «Он чувствует только то, что он волк, но когда он сбрасывает волчью шкуру, он сразу же приходит в себя».
Такая точка зрения на эту проблему характерна и для правящих кругов того времени, когда волкодлаков или отрицали, как суеверие, или отождествляли с силами зла. Но у этого вопроса есть и другая сторона, точка зрении простого народа, латышских крестьян, которую до сих пор исследовали мало.
В это нам очень много могут помочь сохранившиеся протоколы допросов на судебных процессах против ведьм и волкодлаков XVI-XVIII веков. К сожалению, как указывает Т. Земзарис, не все периоды истории и не все округи Латвии представлены в этих важных для истории материалах одинаково обширно, потому что старые судебные архивы Курляндии и Ливонии либо уничтожены в войнах, либо за границей и пока недоступны для изучения. Но и из тех фрагментов, которые перевели и опубликовали К. Страубергс и Т. Земзарис, мы можем сделать кое-какие выводы.
Волкодлак не совсем причисляем к колдунам, и, как увидим, даже является противоположностью таковых, хотя всеобщие представления сводят их к одному как это можно прочесть в описаниях волкодлаков (Олав Магнус, процессы ведьм и т.д.). Потому и среди судей доминировало убеждение (перенятое комментаторами), что волкодлак есть существо – слуга сатаны. Такой ответ, используя общеизвестные методы допросов, они старались заполучить от обвиняемых. Но, несмотря на страшнейшие пытки, обвиняемые это отвергали, как например, в судебном процессе 1683 года против Томаса Игунда: «Кому вред причинил? Никому. Волкодлаки делают добро людям – помогают тем, кого обидели ведьмы, стараются исправить все к лучшему. …Так, они вылечили жеребца Кална Петериса, который чуть не сдох… ребенок Лациса Йохима был совсем уже синий, но Томас его раздел и своим умением исцелил”.
Это может показаться невероятным, но латышские крестьяне не считали волкодлаков представителями сил зла. Скорее совсем наоборот!
В 1691 году Тис (Матис) из Малпилса в суде рассказывал: «Для немцев есть свой ад. После смерти волкодлаков хоронят, как всех других людей; их души уходят в небо, а души колдунов уходят в ад. Волкодлаки не служат дьяволу, а борются против него – отбирают то, что колдуны наворовали; дьявол волкодлаков ненавидит и при возможности бьет как собак, потому что они и есть псы Бога и приносят людям добро… Учению Библии они не верят, в церковь не ходят. (Тис, которому было уже за 80, как свидетельствуют судебные материалы, был прославлен на всю округу, как знахарь, и ему крестьяне «поклонялись, как идолу» – А.Б.) . С дьяволом он не имеет ничего общего, потому что он пес Божий и отбирает у дьявола то, что колдуны тому собрали и дьявол его враг. …Лечил он многих… собирал разные травки… давал пить». П. Шмит в сборнике «Латышские народные верования» дает похожее указание: «В старые времена волков называли Божьи псами, потому что сам Бог их очень любил. За это волки каждое утро в условленно месте молились и выли песни. И Страубергис указывает, что «весьма конкретное обозначение волкодлаков – псы Бога».
В «Латышских народных верованиях» сказано: «Кто хочет стать волкодлаком, должен до восхода солнца в день Яниса (летнего солнцестояния) идти в лес, найти павший дуб, вонзить два ножа, раздеться голым и сделать три кувырка между лезвий». Мне кажется, что в данном веровании можно ясно рассмотреть параллели с ритуалами инициации молодых воинов…
«Чтобы стать волкодлаком, человеку надо пойти в тихое, потайное место, где не может забрести чужой… превращение в волкодлака происходит разными способами, из которых главное – проползание под деревом, верхушка которого склонилась к земле и пустила корни» (Не может ли это быть прекрасным тайником для одежды и оружия воина? Как известно из истории, например в средневековой Японии именно такие места использовали грозные разведчики и диверсанты – «волки среди людей» — ниндзя.) «Волкодлаком может быть и женщина, и мужчина». «Волкодлаку необходима особая одежда. …Они надевают кожу козы или другого животного».
Дел-Рио, который тоже много писал о волкодлаках, сообщал: «Иногда он (дьявол) дает человеку волчью шкуру, которую тот должен хранить в дупле дерева. Иногда он волкодлакам дает образ волка, при этом они используют мази и словесные формулы. Так что то, что те раны, которые они получили как волки, остаются на их теле и после превращении обратно в человека, вовсе не вызывало изумления. Ведь мгла образа волка, которую напустил дьявол, медленно рассеивается, а рана остается на настоящее теле… Когда человек созрел, дьявол дет ему волкодлакский пояс». И древние немцы верили, что у волкодлака (werewolf) есть особый пояс (schmachtrilmen). (Интересное совпадение: в восточноазиатских системах боевых искусств инструктор подтверждает уровень мастерства бойца, давая тому пояс соответствующего этому уровню цвета.)
Протоколы: «…Иначе, волкодлак – человек, который на время превращается в волка. …У волкодлака человеческие глаза. …Если его побить, то страдать будет он и в человеческом образе. Если его поранить, то рана останется на всю жизнь. Если волкодлак поранен так, что идет кровь, он сразу становится человеком». Волкодлак «бежит, как волк, на всех четырех, при этом он чувствует себя гораздо сильнее, чем обычно». Так что, заканчивая цитирование протоколов, Страубергис подводит следующий итог: «Волкодлаки вовсе не колдуны, и хотя они и считают себя волками и имитируют действия волков, на само деле есть и остаются людьми».
Из «Латышских народных верований»: «Когда волки кончают выть, они выбирают повелителя из старейшин, который каждому волку дает знать, куда идти искать пищу, что в этот день или ночь делать и все остальное»; «Для того, чтобы новичка посвятили в волкодлаки, ему надо было сделать следующее: кинжалом надрезать мизинец и подписаться кровью». В свою очередь, из судебных протоколов мы узнаем: «У волкодлаков, как и у волков, были свои предводители, которые знали все. Они заботились о своих подчиненных, давали им инструкции, как и где опять стать людьми». «Волкодлаки обычно передвигаются группами по 20-30 особей в каждой»; «Они организованно идут из разных волостей»; «У волкодлаков есть и свои собрания. На маленьком островке в реке Брасла есть большой камень. Под камнем место встреч волкодлаков. …Один обычно стоит на карауле с острым шестом вместо меча». Обычно волкодлаки собирались вместе в летнее и зимнее солнцестояние, что без сомнения можно связать с языческими ритуалами.
Так, весьма ясно проявляется организованная и похожая на военную структура волкодлаков.
Прибегнем к помощи Олава Магнуса: «Между Литвой, Жемайтией и Курляндией (не это ли уже упомянутая нами Нерета? – А.Б.) есть стена в руинах старого замка, где раз в год собираются несколько тысяч волкодлаков и проверяют свою ловкость, прыгая через эту стену. Тех, которые не могут перепрыгнуть через эту стену, как это бывает с ожиревши, командиры бьют кнутами. …в их числе есть и немало дворян». (Хочу напомнить, что в то время большинство дворян Литвы и часть дворянства Ливонии происходили из лучших родов коренных жителей.)
Из судебных протоколов узнаем, что: «Волкодлаки понимали язык зверей, но сами говорить на нем не могли. Ими, как и волками, руководил вождь («лесной отец»). Без его ведома никто не сел даже мышь тронуть. В разное время они питались по разному и не всегда мясом»; «Иногда волкам нельзя было есть мясо. Один месяц они питались странным сладким хлебом, что падает с неба… на другой месяц они только ветер глотают» (не пост ли это с дыхательными упражнениями?); «Где волки воют, там их Бог кормит. Один крестьянин по следам нашел это место и там странный белый боб. Это и был тот хлеб, которым Бог кормил волков. После того, как он это съел, он стал необычайно здоровым и бодрым на девять дней. Так и волкодлаки могут девять дней жить без еды и не чувствовать голода».
В Европе одновременно с уничтожением язычеств и появлением больших регулярных воинских формирований в цельнометаллических латах постепенно исчезли и грозные воины-волки древних язычников, оставив о себе только туманные отголоски в сагах, мифах и хрониках. Однако интерес к этой теме не теряется и в конце ХХ века. Один из самых известных судебных процессов волкодлаков в 1637 году в Риге был против Яниса Кущиса из Лиелупе. По интересному совпадению первым, кто четыре года назад высказал мысль о близости понятий «волкодлак» и «воин-язычник», был другой Янис Кущис – ветеран войны в Афганистане, подполковник и командир батальона спецназа вооруженных сил Латвии.
Исследования продолжаются…

Наука и Религия, 1995, № 8, с.45-47

Инициационные обряды — и первобытности, и позднейших эпох — давно уже являются объектом исследования этнографов. Формы этих обрядов и значение их отдельных компонентов изучались главным образом на примере внеевропейских культур. В меньшей степени в поле зрения ученых оказывались инициационные ритуалы европейских народов древности [1]. Обращались исследователи, как отечественные так и зарубежные, и к древнеславянским инициациям [2], но проблема их реконструкции пока еще далека от решения.

В статье предпринята попытка реконструкции древнеславянских юношеских инициаций архаической эпохи [3]. Источниками при этом служат: 1) данные этнографии, в том числе о поздних инициациях у славянских народов, сохранившие реликты древних ритуалов, и 2) фольклорные материалы, в частности волшебные сказки, отразившие древние инициации (так называемые «инициационные» сказки) [4], легенды, эпические произведения. Известно, что в древности инициации индоевропейских народов, в том числе и славян, включали ритуальное перерождение инициируемых в волков. Это нашло отражение в фольклоре, где оборотничество связано с древним мифом, из которого этот мотив перешел в легенды, былины и сказки «без существенных изменений» [5].

Так, в древнерусском эпосе, который представлен в «Слове о полку Игореве» и в былине о Волхе Всеславьевиче, присутствует древнеславянский миф об оборотне, сопряженный с культом волка и обрядами инициаций. Этот миф позднее был отнесен к конкретным историческим лицам, таким, как Всеслав Полоцкий на Руси и сербский князь Вук Гругрович [6]. В широко распространенных среди славянских народов легендах об оборотнях [7] не только отражены инициационные ритуалы, но, как показывают исследования, содержатся и определенные сведения о них [8]. Привлекаются также сравнительные данные по инициационным обрядам других индоевропейских народов.
Всякая инициация, как известно, структурно делится на три фазы: 1) выделение индивида из коллектива; 2) пограничный период; 3) реинкорпорация в коллектив [9]. На первой фазе инициации юношей доставляли на место, где они должны были проходить посвятительные ритуалы. Это событие на материалах восточнославянских волшебных сказок подробно рассмотрел В. Я. Пропп [10]. Он определяет, что лагерь, где совершается посвящение, находится в лесу. Легенды об оборотнях тоже, как правило, местом, где живут превращенные в волков, называют лес, реже поле [11]. Проведение инициации за пределами своей территории, особенно в лесу, является характерной чертой этого обряда у многих народов. Инициация, как известно, предполагает определенную мифологическую интерпретацию пространства, в частности, выход за пределы своей территории приравнивался к смерти, а нахождение в таком священном лесу воспринималось как пребывание на «том» свете [12]. Отсюда большая роль, которая отводилась в восточнославянской инициации божествам потустороннего мира. Отражением одного из таких божеств в сказке является Яга. По мнению немецкой исследовательницы Р. Бекер, специально изучавшей данный вопрос, образ Яги восходит к древнеславянской языческой богине Мокоши. Среди ее функций были определение судьбы человека и владычество над миром мертвых [13]. В реальной жизни молодых людей по прибытии в лагерь инициации встречали, по-видимому, жрицы этой богини. В большинстве «инициационных» сказок Яга (иногда ведьма) выступает одним из главных действующих лиц, проводящих инициацию. В легендах об оборотнях-вовкулаках превращение людей в волков очень часто, если не в большинстве случаев, осуществляют тоже женские персонажи — ведьма, колдунья и т. п. [14]. Это позволяет интерпретировать сказочную Ягу (ведьму) и как жрицу Мокоши в обряде инициации [15]. Но женщины-жрицы проводили только начальный этап инициации, в частности встречали инициируемых в лесу. В дальнейшем их роль переходит к жрецам-мужчинам, так же как и роль женской богини — к мужскому божеству (см. ниже).

В лесном лагере посвящаемые переживали ритуальную смерть. Это главная черта второй, так называемой лиминальной (от лат. limen — порог) фазы инициаци [16]. Из материалов восточнославянских сказок видно, что имело место не просто символическое умерщвление инициируемого, но и проглатывание чудовищем [17]. Для лиминальной фазы были характерны также физические испытания посвящаемых — нанесение им болезненных ударов, ран, голодание, всяческое их унижение. Жалкое состояние инициируемых отражалось в их внешнем виде и одежде. Об этом свидетельствует анализ не только сказочного материала, но и позднейших этнографических данных. Так, во время инициаций в молодежных объединениях украинцев, поляков, чехов, словаков, существовавших вплоть до рубежа XIX-XX вв., молодых парней подвергали всяческому осмеянию и издевательству. Их били, брили деревянной бритвой, причиняя боль, поднимали вверх за волосы, заставляли залезать на столб и кукарекать, «плавать» в пыли, бросали в воду, мазали сажей и нечистотами лицо, пришивали к одежде тряпки и т. п. Инициируемые не должны были смеяться, говорить, есть и пить [18]. Аналогичные обычаи бытовали в средние века среди городских ремесленников на Украине и в Польше, а также в объединениях нищих, у запорожских казаков [19]. Заметим, что в Древней Руси проходящих инициацию младших княжеских дружинников называли кощеи, что означало «пленники», «рабы» [20] и указывало на их приниженное состояние.

Во время инициаций в украинских парубоцких громадах, у ремесленников, среди нищих и особенно у казаков испытывались сила, ловкость и выносливость посвящаемых [21]. Несомненно, таким испытаниям физических качеств инициируемых придавалось большое значение в архаическую эпоху. Пребывание в лесном лагере обязательно включало также обучение инициируемых традициям, обрядам, мифам племени, различным магическим приемам влияния на окружающий мир, что нашло отражение в фольклорном материале [22].

По-видимому, в это же время проводили обрядовую стрижку волос у посвящаемых, на что указывает материал «инициационных» сказок. Обряд постригов в поздний период зафиксирован у многих социальных групп славянских народов. Он проводился в разном возрасте: в 1 год, в 3-4 года, в 6-8 лет. В некоторых местностях Украины обрядовые постриги соединялись с ритуальной поркой мальчика. Причем били на меже в поле, что подчеркивало пограничность состояния проходящего обряд [23]. Большинство исследователей считают ритуал постригов реликтом древних инициаций, который сдвинулся во времени на период детства [24].

Ритуальным перевозчиком инициируемого при его попадании в мифическое пространство лесного лагеря и символической смерти выступал конь. М. Элиаде отмечает, что конь в ходе инициации «осуществляет „прорыв уровня», переход из этого мира в иные миры» [25]. Об этой роли коня в древнеславянских инициациях мы можем судить не только по материалам «инициационных» сказок, где, как известно, он выступает чудесным помощником — перевозчиком сказочного героя.

Реминисценции обрядового преодоления с помощью коня границы между «этим» и «тем» светом сохранились в инициациях многих социальных групп восточных славян эпохи феодализма. Так, ритуал «посажения на коня» юных княжичей известен в Древней Руси [26]. У запорожских казаков посвящения новичков обязательно включали скачки на «диком лошаке» [27]. Символическое посажение на коня инициируемого проводилось в украинских парубоцких громадах [28]. В ходе испытаний, которым подвергали будущих мастеров украинские цеховые ремесленники, число ударов нагайкой соответствовало числу символических «коней», присуждаемых цехом [29]. Как свидетельствует фольклорный материал, конь также играл важную роль в инициации древнерусских дружинников [30].

Умирая в своей старой ипостаси, испытуемый в ходе древнеславянской инициации «перерождался» в волка и становился членом мужского «волчьего» союза. Ритуальное перерождение инициируемых в волков (или псов) в древности было характерно для многих индоевропейских народов, в частности для балтов, германцев, кельтов, индоиранцев и др. [31]. Волку отводилось большое место в мифологии и культовой практике древних индоевропейцев и, позже, славян. Он почитался как тотемный предок и родоначальник племени. В древних мифах вождь племени выступает в образе волка или обладает способностью превращаться в волка [32].

Далеким отголоском ритуального превращения инициируемых в волков являются легенды об оборотнях. Причем, судя по материалам этих легенд, в волков превращают, как правило, молодых парней брачного возраста, что соответствует возрасту инициируемых. И еще: парень, раз превращенный в вовкулаку и затем вновь ставший человеком, не может больше быть превращен в волка [33]. Но не только фольклор донес до нас сведения об этом инициационном обряде. В поздних инициациях ряда славянских народов сохранился обычай называть посвящаемых «волками». Например, так именовали юношей, проходящих инициацию среди нищих и разбойников, а также в косарских общинах у поляков и других западных славян [34]. На Украине в некоторых местностях «вовком» (волком) называли парня, принимаемого в парубоцкую громаду [35]. Сюда же следует отнести и сравнение в «Слове о полку Игореве» дружинников князя Всеволода с волками в рассказе об их воспитании как воинов [36], проходившем в то время в форме инициации. В среднерусских диалектах шафер со стороны жениха назывался «волком» [37], что, как увидим ниже, также связано с рассматриваемым явлением, в частности с умыканием женщин членами «волчьих» союзов.

Как же проходил сам ритуал превращения инициируемого в волка? Можно предположить, что эта операция совершалась путем одевания волчьей шкуры, опоясывания и употребления опьяняющих веществ. В частности, так совершался в древности этот ритуал у родственных славянам народов [38]. На это же указывают данные славянской этнографии и фольклора. В молодежных объединениях западных славян, например, известен обычай наряжать инициируемых волками. У поляков посвящаемый при этом должен был по-волчьи выть и кусаться, изображая волка [39]. В украинских легендах вовкулаки — это всегда люди, одетые в волчьи шкуры, под которыми имеется даже одежда. Аналогичные сведения содержит также великорусский и белорусский фольклор. Само превращение юноши в оборотня зачастую происходит путем набрасывания на него волчьей шкуры. Нередко указывается, что при этом человека опоясывали особым поясом, на котором завязывали магические узлы [40]. (Напомним в этой связи о так называемых «волчьих рубахах» и «волчьих поясах» у немцев.) [41]. И князю-оборотню Всеславу в детстве волхвы завязывали на голове «науз» (узел). Как известно, для первобытных людей характерны представления о том, что человек, надевающий шкуру животного, сам превращается в него [42]. Магическое значение пояса как замка, оберега, символа мужской силы и власти, а также узлов, завязываемых во время колдовских обрядов, общеизвестно [43].

Важным моментом инициации было вступление неофитов в контакт с духами предков [44]. В нашем случае посвящаемые, видимо, вступали в контакт не только со своими предками-людьми, но и с духом тотемного предка — волка. Это достигалось путем потребления наркотических веществ, вызывавших безумие и галлюцинации у инициируемых. Об использовании галлюциногенов в древнесла-вянских инициациях на материалах сказок делает вывод В. Я. Пропп [45]. Магический напиток пьет и Илья Муромец при прохождении инициации [46]. Р. Рейдли приводит описание колдовского обряда превращения человека в волка, существовавшего в древности на Руси, несомненно связанного с древнеславянской инициацией, который включал и потребление галлюциногена. Человек ночью рисовал круг и разжигал в середине огонь, на котором нагревал сосуд с наркотическим веществом, состоящим из растительных компонентов. Затем он наклонялся, дышал испарениями и произносил заклинание, в котором вызывал «духа серого волка» и просил сделать его оборотнем «сильным и жестоким», наделить «скоростью лося», «когтями медведя», «умом лисицы», «силой быка», «глазами кошки», «плавучестью рыбы», «обонянием собаки» и «прожорливостью свиньи». После этого инициируемый трижды целовал землю, прыгал через огонь и вертелся с сосудом в руках, выкрикивая: «Сделай меня оборотнем, чтобы я ел мужчину, женщину, ребенка. Я желаю крови, человеческой крови, дай мне ее в эту же ночь. Великий дух волка, дай это мне. Я твой и сердцем, и телом, и душой» [47]. (Ср. приводимый И. П. Сахаровым заговор оборотня, в котором человек говорит о себе как о «волке мохнатом», у которого «на зубах… весь скот рогатый». Он просит у месяца: «Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гады, чтобы они серого волка не брали и теплой бы с него шкуры не драли») [48].

Когда галлюциноген начинал действовать, инициируемому являлось видение духа волка-предка. В древнем колдовском обряде он выглядел как высокое существо с большими человеческими конечностями, заканчивающимися лапами волка, с волчьими головой, ртом и ушами, но с человеческими носом и глазами [49].

В легендах об оборотнях обращает на себя внимание время превращения человека в волка. В большинстве случаев оно «привязано» к той или иной сакрально отмеченной временной точке — Пасхе или другому церковному празднику, времени церковной службы, утру, весне [50]. Возможно, это свидетельствует о приуроченности древних инициаций к определенным празднично-обрядовым событиям годового цикла. Это отмечает и Т. А. Колева, предположив, что инициации у древних славян «привязывались» к новогодним праздникам или к весне [51]. Как известно, весна в древнеславянской традиции — время наступления Нового года.

По-видимому, древние инициации были приурочены к началу Нового года, поскольку именно новогодние обряды выступают в годовом цикле как «космические инициации» [52].

Пройдя ритуал перерождения в волка, юноши становились членами мужского «волчьего» союза. Но на этом инициация не заканчивалась; а начинался второй ее этап. Проведение инициации в несколько этапов характерно для многих народов. У древних славян она также, видимо, проходила в два этапа. Об этом свидетельствует не только двуэтапность древних инициаций у родственных славянам индоевропейских народов [53], но и позднейший этнографический материал. Так, у восточных славян эпохи феодализма прослеживается четкое деление молодежи на два возрастных слоя — подростковый и юношеский. Такое деление, по мнению исследователей, восходит к древнеславянской эпохе [54]. У украинцев и западных славян юноши объединялись в особые союзы (парубоцкие громады), восходящие к древним мужским союзам. Членство в таких объединениях оформлялось особыми инициациями, в структуре которых тоже прослеживаются два этапа [55]. Деление на два возрастных слоя и двуэтапность инициаций были характерны для городских ремесленников (этапы ученичества и подмастерничества) [56], а также древнерусских дружинников (деление младшей дружины на две части по возрастному принципу) [57].

Юноши, прошедшие посвящение в члены «волчьих» союзов, становились молодыми воинами-«волками». Они должны были некоторое время жить вдали от поселений «волчьей жизнью», т. е. воюя и грабя. Это была как бы вторая лиминальная фаза, наступавшая после ритуального перерождения юноши в волка и посвящения его в члены союза [58]. Такие союзы молодых воинов и их «волчьи» занятия хорошо изучены для германской, индоиранской, греческой, латинской, скифской, а также балтской традиций [59]. В былинной дружине богатыря-оборотня Волха Всеславьевича видны характерные черты «волчьего» союза молодых воинов. Это и возраст ее членов — «по пятнадцати лет», и обучение их «ко премудростям», и особенно их военные и разбойничьи занятия. (Ср.: «- Гой еси вы, дружина хоробрая! / Ходите по царству Индейскому. / Рубите старова, малова, / Не оставьте в царстве на семена, / …А и ходят ево дружина по царству Индейскому, / А и рубят старова, малова») [60]. Характерно, что при завоевании царства Индейского Волх Всеславьевич и его дружина используют свою способность к оборотничеству. В легендах об оборотнях также одним из главных моментов является разбой людей-волков. Они нападают на домашний скот, причем не только в поле, но и в деревне. Говорится в легендах и о нападении оборотней на людей [61]. Ясно выступает «волчье», разбойничье поведение и в приведенных выше текстах заговоров, произносимых при превращении человека в волка. Средневековый хронист Олаус Магнус в своей «Истории готов, шведов и вандалов» рассказывает о том, как уже в период средневековья члены балтских «волчьих» союзов, находясь в состоянии наркотического опьянения, занимались разбоем, нападали на поселения, грабили и убивали людей [62].

Реминисценция «волчьего» поведения юношеских инициационных союзов архаической эпохи прослеживается в поведении членов парубоцких громад украинцев и западных славян, а также средневековых ремесленных подмастерьев. Члены таких молодежных союзов совершали своего рода ритуальные набеги на деревни и дворы отдельных хозяев, балансировавшие подчас на грани настоящего разбоя. В ходе таких «проказ» и «развлечений» парни воровали продукты и животных для общих «складок», разбирали заборы на дрова, уносили солому для устройства ночевки. У хозяев, чем-то им не понравившихся или не пускающих девушек на улицу, ломали и разбирали хозяйственные постройки, снимали ворота, раскрывали избы, вытаскивали на крышу телеги и лошадей, опустошали огороды и т. п. [63]. О ремесленных подмастерьях, объединенных в господы, средневековые документы сообщают, что они во время подмастернических странствий «пьянствуют», «делают бунты», «берутся за сабли», «забавляются гулянками» и пр. [64].

Во многих легендах об оборотнях бросается в глаза сопряженность превращения юноши в волка со вступлением в брак и началом брачной жизни. Часто рассказывается о превращении в волков целого свадебного поезда [65]. В «инициационных» сказках, как правило, события, повествующие об инициации героя, предшествуют его женитьбе [66].

Исследователи отмечают, что «имеется прямая связь в славянской и балтской традициях между свадебным ритуалом и ликантропией» [67]. Такая связь объясняется, по нашему имению, тем, что члены мужских «волчьих» союзов умыкали девушек, которые жили с ними в мужских домах и с которыми они позже вступали в брак. Умыкание девушек членами юношеских «братств» и проживание их в мужских домах сохранялось у некоторых народов Индии до недавнего времени [68]. Определенные пережитки добрачной свободы молодежи, сопряженные с существованием парубоцких и дiвоцьких громад (совместная ночевка в общем помещении и пр.), у украинцев, а также у южных славян свидетельствуют о существовании данного обычая у наших предков в далеком прошлом [69]. Брак умыканием вообще был одной из самых распространенных форм брака у древних индоевропейцев. Причем эта форма брака, как показывают исследования лингвистов, связывалась с «людьми-волками». В частности, существовала формула «быть волком», что означало «особый юридический статус при брачном обряде похищения женщины» [70]. «Повесть Временных лет» свидетельствует о распространении этого обычая и у древних славян [71]. Типичную картину захвата женщин членами «волчьего» союза мы видим в былине о Волхе Всеславьевиче. Здесь дружинники Волха, рубя «старова, малова, / А и только оставляют по выбору / Душечки красны девицы». «А и те ево дружина хоробрая / И на тех девицах переженилися» [72]. На бытование в прошлом умыкания женщин членами «волчьих» союзов указывает уже упоминавшееся название шафера со стороны жениха «волком», сохранившееся в среднерусских говорах. Об этом же свидетельствует и украинское поверье, согласно которому боярин со стороны жениха часто является вовкулакой, а также то, что особая угроза жениху превратиться в волка существует, когда невесту берут из другой деревни [73]. (Ср. заговор примака из Прионежья: «Я иду, зверь лапист и горд, горластый, волк зубастый; я есть волк, а вы есть овцы мои») [74].

Вопрос о божестве-покровителе инициаций и «волчьих» союзов весьма сложен. В качестве такового у древних индоевропейцев выступал бог-воитель. Но у разных народов были разные божества-покровители. У индоиранцев, например, это был громовержец, у германцев — бог загробного мира Водан (Один). Р. Рейдли, специально изучавший вопрос о покровителе инициаций у балто-славян, считает, что это мог быть и Перун/Перкуна.с, и Велес/Велняс [75]. Действительно, если рассматривать фольклорный материал, в том числе легенды об оборотнях, то в большинстве случаев в качестве хозяина волков, «волчьего бога» выступает св. Юрий (Георгий), заменивший, как известно, древнего громовержца Перуна. Кстати, св. Георгий являлся покровителем инициационных союзов у осетин [76]. Но, во-первых, св. Юрий заменил после христианизации не только Перуна, а в какой-то мере и Белеса [77], и во-вторых, покровителем волков, в частности, в ряде регионов Украины, считался св. Николай, ассимилировавший и заменивший (наряду с Власием) Велеса [78] (заметим, что по одному украинскому поверью, вовкулакой человек становится в день св. Юрия, а в человека опять превращается на Николу зимнего) [79]. Р. Рейдли также больше склоняется к мысли, что покровителем древне-славянских инициаций выступал Белее [80]. Поскольку для инициаций была характерна ритуальная смерть посвящаемых и пребывание в потустороннем мире с последующим превращением их в волков (хтонических животных), можно предположить, что роль покровителя выполнял Белес. Как известно, именно с ним связывается способность к оборотничеству, он выступает божеством потустороннего мира [81]. В то же время и роль громовержца Перуна в ходе мужских инициаций древних славян вполне очевидна. В частности, в ходе инициаций, как свидетельствует анализ сказок, реализовывался так называемый «основной» миф о поединке громовержца (Перун) и его змеевидного врага (Белес) [82]. Былинный Волх также реализует тему и Змея-Белеса, и его противника Громовержца [83]. На это же указывает и образ «волчьего бога» св. Юрия — Перуна. Можно предположить, что Белес выступал покровителем на первом этапе инициации, во время которого происходило ритуальное перерождение инициируемых в волков. Возможно, совершалось символическое проглатывание их Змеем — Велесом, о чем свидетельствует материал «инициационных» сказок (см. выше). Проводили инициацию жрецы культа Велеса, принимавшие эстафету от жриц Мокоши, встречавших инициируемых в лесу. Велес вообще является «жреческим» богом, носителем жреческих функций и достоинств [84]. Роль жрецов в обряде инициации в какой-то мере видна из фольклорных образов врожденных оборотней, которые могут не только сами превращаться в волков, но и превращать других [85]. Свойства таких жрецов присущи образам Волха Всеславьевича, Вольги и Всеслава Полоцкого. Вместе с тем можно допустить, что покровителем «волчьих» союзов, объединявших молодых воинов, главным занятием которых была война, выступал уже бог-воитель Перун.

После того как в многочисленных боях и разбойничьих походах члены «волчьих» союзов доказывали свою силу и мужество, они, по-видимому, проходили заключительные обряды инициации — возвращение в свою общину и посвящение в полноправные ее члены. Ритуалы реинкорпорации юношей-«волков» в общество осмысливались как их новое рождение уже в качестве людей. Это выражалось в смене имени, одежды, в ритуальной стрижке, т. е. в формах реального изменения облика, что является общей закономерностью всех переходных обрядов [86]. Этнографические материалы свидетельствуют об этом достаточно убедительно. Так, смена имени в ходе инициации характерна не только для первобытных народов, но и для славян и их соседей в историческое время. В частности, украинские, чешские, польские, а также западноевропейские цеховые ремесленники в период средневековья проходили особый обряд переименования, имитировавший церковное крещение новорожденного [87]. Обряд переименования совершался и у древнерусских дружинников, и у запорожских казаков [88]. В посвящении юношей в косарских общинах поляков принимал участие и «крестивший» инициируемого «ксендз» [89]. «Крещение» парубков и молодых косцов было распространено у словаков [90]. О новом рождении инициируемого свидетельствовало и надевание им новой рубахи (у поляков) и вообще новой одежды, соответствовавшей новому статусу посвящаемого в молодежных объединениях украинцев, болгар, словаков, поляков [91]. Пережиточные явления древних инициаций, сохранявшиеся среди русских, тоже включали надевание новой одежды [92].

Тексты легенд содержат указания именно на перерождение оборотней в людей. Так, часто орудиями превращения оборотня в человека выступают хомут и ухват. В этой операции участвует и мать оборотня [93]. Как известно, ухват, через который должен прыгать превращаемый, является чисто женским атрибутом, а хомут, сквозь который надо пролезть, чтобы стать человеком, выступал эквивалентом детородного органа [94]. При превращении волков-оборотней в людей с них снимают волчьи шкуры, развязывают «волчьи пояса» и затем одевают в новые человеческие одежды, в частности в рубаху [95].

Легенды рассказывают также, что оборотней при их перерождении в людей, как правило, били (палкой, бичом и др.), чтобы «разбить» волчьи шкуры. В инициации других индоевропейских народов, например осетин, входил ритуал перековывания и закаливания инициируемых [96]. С ним можно сопоставить широко распространенный среди восточных славян сказочный и легендарный сюжет о перековывании кузнецом старых людей на молодых [97], который, как отмечает В. Я. Пропп, связан с инициациями [98]. Все это дает основание предположить, что у древних славян на заключительном этапе инициации совершалось, возможно, ритуальное перековывание инициируемых кузнецом. А кузнец в мифологии, как известно, — демиургический персонаж, «наделенный сверхъестественной созидательной силой» [99].

Еще одним обрядовым действием, входившим в заключительный этап инициации, была, вероятно, ритуальная стрижка и бритье посвящаемого. Известно, что у древних германцев юноши на протяжении инициации не брились и не стриглись. И лишь после прохождения ими всех этапов инициации, при посвящении в полноправные члены общины производились ритуальные стрижка и бритье [100]. У западных славян инициации юношей еще в XIX в. включали стрижку и бритье. А в объединениях польских нищих и воров посвящаемые не брились и не стриглись на протяжении почти всей инициации и лишь в конце ее их брили и состригали длинные волосы [101]. Среди восточных славян в XIX — начале XX в. ритуальные постриги совершались зачастую 2 раза — на первом году жизни, а затем в 6-8 лет или даже при наступлении совершеннолетия юноши [102]. Возможно, это отражало древнюю традицию ритуального пострижения, проводившегося 2 раза на протяжении инициации. Ведь обрядовые постриги связаны с ритуальным перерождением, которое, как видим, происходило дважды в ходе инициации. Это относится и к символической роли коня, который перевозил инициируемого на «тот» свет и обратно. Можно предположить, что на заключительном этапе инициации» когда юноши умирали в качестве «волков» и возрождались как люди, имел также место ритуальный переезд на лошади из «того» света в мир людей.

В заключение отметим, что многие высказанные положения являются весьма гипотетичными. В связи с этим автор видит смысл статьи как раз в постановке вопросов, а не в их окончательном разрешении. Дальнейшие исследования данной проблемы позволят уточнить, дополнить, конкретизировать и исправить как общую картину древнеславянских инициаций, так и реконструкцию отдельных ритуалов и их компонентов.

Примечания
[1] Обзор литературы по данному вопросу см.: Иванчик A. E. Воины-псы. Мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию//Советская этнография (далее — СЭ). 1988. № 5. С. 40-41.
[2] CM.: Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л„ 1986; Jakobson R., Szeftel M. The Vseslav Epos. Russian Epic Studies. Philadelphia, 1949. P. 68 f.; Ridley R. A. Wolf and Werewolf in Baltic and Slavic Tradition//The Journal of Indo-European Studies. 1976. V. 4. P. 321-331; Becker R. Die weibliche Initiation im ostslawischen Zaubermarchen. Ein Beitrag zur Funktion und Symbolik des weiblichen Aspektes im Marchen unter Besonderer Beruck sichtigung der Figur der Baba-Jaga. B., 1990.
[3] Женские инициации нами не рассматриваются. В силу своей специфики они представляют самостоятельный предмет исследования.
[4] Термин Р. Бекер, см.: Becker R. Ор. cit. S. 53 f.
[5] Еремина В. И. Ритуал и фольклор. Л„ 1991. С. 137.
[6] Jakobson R., Szeftel M. Ор. cit. P. 68-69.
[7] Ср. характерные названия оборотней, указывающие на ликантропию: укр. вовкулака, сербохорв. вукодлак, словен. volkodlak, болт. вълкодлак, пол. wilkotak, чеш. vilkodlak, старослав. влъкодлакъ. См.: Иванов В. В., Топоров Б. E. Волкодлак//Мифологический словарь (далее — МС). M., 1991. С. 128.
[8] Ridley R. А. Ор. cit.
[9] GennepA. van. Die Ubergangsriten. Frankfurt, 1986. S. 15, 21.
[10] Пропп В. Я. Указ. раб. С. 82- 87.
[11] Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю, Л., 1926. С. 129-130; Новицкий Я. П. Малорусские народные предания, поверья и рассказы. Александровск, 1907. С. 27; Народнi оповщання и казки (етнографiчнi матерiали), зiбранi Васильом Кравченком. Житомир, б. г. Т. II. С. 69-71; Про вовкулакив//Киевская старина. 1894. № 6. С. 544; Иванов П. В. Вовкулаки (Материалы для характеристики миросозерцания крестьян-малоруссов)//Юбилейный сборник в честь В, Ф. Миллера. M., 1900, С. 293, 296. Оборотни в легендах делятся на «врожденных», т. е. способных превращаться в волков и обратно по собственному желанию, и «деланных», которых превращают в волков другие люди. Нас в первую очередь интересуют вторые.
[12] Левинтон Г. А. Инициация и мифы//Мифы народов мира (далее — МНМ). М„ 1980. Т. 1. С. 544; Becker R. Ор. cit. S. 70.
[13] Becker R. Ор. cit. S. 114-140.
[14] Легенди та перекази. Упоряд. та прим. А. Л. Тоанiдi Киiв, 1985. С. 58, 59; Иванов П. В. Указ. раб. С. 294; Народиi оповiдання и казки. С. 71; Про вовкулакив. С. 544.
[15] Ср., например: Иванов В. В., Топоров В. Н. Баба-Яга//МС. С. 83.
[16] Тэрнер В. Символ и ритуал. M., 1983. С. 168 и сл.
[17] Пропп В. Я. Указ. раб. С. 219-242; Народные русские сказки. А. Н. Афанасьева: В 3 т./Изд. подгот. Л. Г. Бараг, Н. В. Новиков. M., 1984-1985. Т. 1-3. № 134, 135, 155, 562 идр; Народш оповiдання й казки. №129, 130 и др.
[18] Дикарев М. Збiрки сiльскоi молодi на Украiнi//Матерiали до украiнськоi етнологii, 1918. Т. XVIII. С, 189, 202; Рукописные фонды Института искусствоведения, фольклора и этнографии им. М. Ф. Рыльского АН Украины (далее — РФ ИИФЭ). Ф. 1-2 доп. Ед. хр. 302. Л. 8; Ед. хр. 270. Л. 2, 12; Борж

Образ волка связан с определенным символическим рядом ассоциаций, неизменно повторяющимся в разные времена и у разных народов, в том числе и не имеющих общей праистории. Это общность образов волка и собаки. Часто повторяющаяся связь хтонического зверя — волка с солнцем или солнечным божеством. Роль волка — собаки как посредника между небесным и подземным миром, а также проводника в загробном царстве. Чаще всего повторяется военная символика волка: волк — покровитель воинских сообществ, а воинственные нации часто называют волка своим прародителем. В патриархальных обществах образ волка тесно связался с ролью жениха или похитителя женщин, соответственно насыщаясь эротической символикой. Со временем волк начинает ассоциироваться с преступником, разбойником из дикой глуши.

Издревле прослеживается верование о возможности оборотничества некоторых людей — в волков. Такие люди называются волкодлаками и вервольфами (на славянский и на немецкий манер, соответственно). Через практику оборотничества волк связывается с медведем. Превращение в волка упоминается также часто, как и превращение в медведя и иногда они смешивались. Волка и медведя объединяет также эротическая символика.

Растительная жизнь также не избежала ассоциаций с главным лесным хищником: в европейских языках встречаются многочисленные названия растений, по своему названию связанных с волком. Имеют ли эти названия какое-то отношение к превращению в волка — неизвестно. Существует также связь волка с вороном, змеями как хтоническими «родственниками» и с орлом и конем как небесными антагонистами.
Волк и солнце

Чрезвычайно широко распространена связь волка с солнцем. Она странным образом встречается в мифах и религиях различного происхождения.

Египетский бог Упуаут (Вепуат), чьим священным животным был волк, со времени возвышения культа солнечного бога Ра становится спутником бога солнца, сражающимся с противником Ра — змеем Апопом. Культовым городом бога Упуаута был Сиут (а по-гречески Ликополь, что означает буквально «Волкоград»).

Греческий бог Солнца Аполлон иногда назывался еще Аполлоном Ликейским («Волчьим»). Аполлон был также богом гипербореев, народа живущего за Бореем — Северным ветром. Как многие боги солнца Аполлон борется со змеем — Пифоном. (Пифон был также змеем — прорицателем, связанным с архаическим матриархальным культом матери — земли.) Аполлон Ликейский был как хранителем от волков, так и самим волком.

У восточных славян уже в христианское время волк был спутником Егория. Егорий или Георгий Победоносец изображался воином на белом коне, борющимся со змеем. Так по своей иконографии это типично солнечное божество.

У северных германцев волк — это однозначно зверь Одина, верховного аса. Один не является солнечным божеством, скорее он посредник — медиатор. Но один свой глаз Один потерял и в источниках есть намек, что Солнце и является глазом этого бога. В скандинавской мифологии волки связаны с солнцем самым непосредственным образом. Они гонятся за девой — Солнцем. И когда настигнут ее и сожрут, то наступит конец света. Солнечное и лунное затмения вообще часто ассоциировались с волками. В славянской Кормчей книге 1218 года говорится, что «когда погибает луна или солнце говорят: волкодлаки съели луну или солнце».

Таким образом волк может быть спутником божества — Солнца, помогающим ему бороться с однозначно хтоническим врагом — змеем. Или же просто спутником такого бога. В то же время волк становится постоянным врагом (тоже своего рода спутником) солнца, когда солнечным божеством оказывается не сильный бог — мужчина, а дева — Солнце. Так волк может быть союзником только для мужчины (сильного мужчины), а для женщины (девы) он оказывается преследователем, охотником, насильником и убийцей. А принадлежность солнечного божества к тому или иному полу иногда попросту связывается с географическими широтами и климатическим поясом народа, создающего мифы. Яркое и жаркое солнце — бог-мужчина, слабое солнышко — нежная солнечная дева.
Волк — проводник (пес — страж) подземного мира

Волк — зверь, связанный с темнотой, мраком, подземным миром. В сочетании же с его охотничьими навыками выслеживания и преследования он (точнее, и волк, и собака) становится проводником в царстве умерших, в загробном мире.

Египетский бог Упуаут (Вепуат), «Открывающий пути Дуата» был одним из загробных богов, провожающих умершего в царство мертвых. Его священным животным был волк. Позднее Упуаут был покровителем караванов на пути через свой город Сиут (Ликополь). Здесь волк — проводник путешественников и умерших.

Пес же обычно бывал «стражем» для чужих и спутником «своих». Так греческая мифология знает пса — стража подземного мира, трехголового Цербера. А трехголовую (или точнее трехтелую) богиню ночных перекрестков и чародейства Гекату сопровождали собаки. Роль пса — стража загробного мира в христианстве играет святой Петр, стоящий у небесных врат и пускающий или не пускающий туда души умерших.

Пес — проводник оказался запечатленным на звездном небе. Созвездие Большого Пса известно с древности (как минимум с 4 века до нашей эры, когда его описал Аратус). Самой яркой его звездой является Сириус — «собачья звезда». Таким образом Сириус являлся поводырем людей в ночи с древнейших времен и нес на себе символику пса — стража, проводника, охранника. Созвездие Волка же называлось еще, по словам известного астролога Бернадет Брэди (Неподвижные звезды. М.: ЦАИ: 1999) Звездами Умерших Предков или Зверем Смерти.

Существует представление о связи волка с душами умерших предков. Еще в недавнее время у славян говорилось, что встретив волка, нужно назвать три имени своих мертвых родичей, и тогда волк не тронет. Это видимо связано с его ролью проводника в загробном мире. Также и в некоторых заговорах от реальных волков говорится о том, что волк бывает у мертвых на том свете.

В кельтской и в германской мифологии встречаются псы преисподней, сопровождающие владыку мертвых, или просто владыку иного мира. Дикая Охота, возглавляемая Воданом и его супругой, состояла из душ умерших и охотничьих псов неистового и безумного бога. Так адский пес уже не кажется верным стражем и защитником — собакой бога или человека, так же далек он и от своего прародителя — лесного и свободного волка. Можно сказать, что гончие преисподней (в кельтской мифологии — белые с рыжими ушами) это отдельная категория, насыщенная особым символизмом. Они уже целиком приручены, в отличие от волка, но подчиняются безумию, иррациональности, стихийности.

Пес Гарм — в скандинавской мифологии является как бы двойником и собратом волка Фенрира, который проглотит Одина. Пес Гарм привязанный к пещере Гнипахеллир ждет своего часа и перед началом Последней Битвы он вырвется, залает и вступит в бой с богами. Гарм и бог Тюр убьют друг друга. Таким образом пес Гарм является «адским псом преисподней». После того как он срывается с привязи, мертвецы из Хель начинают биться с умершими воинами эйнхериями.

До нас не дошло четкого скандинавского представления о волке — спутнике умерших. Но обратившись к шаманским практикам, широко распространенным на Севере в свое время, мы легко можем найти аналогию. Шаман может превращаться в волка или же иметь волка своим союзником в шаманских путешествиях. И волк является спутником Одина не только в его ипостаси воина, но и в роли колдуна.

В наше время байкеры, называющие себя «Ночными волками», подчеркивают тем самым хтоническую природу волка. Прежде всего сами по себе они принадлежат хтоническому миру: куча металла, преимущественно черная (или черно-красная) одежда, вонь, дым и грохот — вот признаки его жителей. Их клуб называется «Sexton» — «могильщик», что неминуемо ассоциируется с миром мертвых, точнее с границей мира мертвых и еще живых. Само название — «ночные волки» — означает, безусловно, оборотней (это классический кеннинг скандинавской скальдической поэзии). В целом же собрание напоминает классический мужской союз или братство. Так, кстати, удачно подобранное название влияет на судьбу и долгожительство проекта.
Волк — посредник

Волк является посредником между «этим» миром живых людей и «тем» миром умерших и иных сил. Также он оказывается посредником между хтоническими существами подземного мира и обитателями неба, будучи способным общаться и с теми, и с другими. В христианских культурах это проявляется как двойственная природа происхождения волка: создает волка черт, а оживляет Бог. Так похищение и съедание скота волком у славян зачастую воспринималось как законная жертва св. Егорию, лешему или даже Христу. Считалось даже, что волки поедают чертей по велению Бога.

В разных культурах волк связан с пересечением границ, различными пограничными и переломными периодами или моментами. Например, переход от осени к зиме, а от зимы к весне. К этому времени относится обычно и разгул волков и соответственно частота обрядов против них и оберегов. При первом выпасе скота не давали ничего взаймы, не сношались в первую ночь перед масленицей, не пряли на святки, не передавали после захода солнца орудия ткачества и тому подобное — все это для того, чтобы волки не пожрали скотину.

У восточных славян поездка к венчанию и от венчания на свадьбу тоже была переломным моментом связанным с возможностью превращения всего свадебного поезда в волков.

В исландской «Саге об Эгиле» дед Эгиля Кведульв прозывался так («Вечерним Волком»), потому что к вечеру, то есть в момент перехода от дня к ночи, становился сонливее и сильнее, а потом и, считалось, вовсе превращался в волка.
Волки Одина («псы бога»)

Волки часто воспринимались как «псы бога». Огромное значение волки имели в культе скандинавского Одина. Его волков — спутников — Гери и Фреки — «жадный» и «прожорливый».

И волки — псы Одина:
Гери и Фреки
кормит их воинственный
Ратей Отец;
но вкушает он сам
только вино,
доспехами блещущий.

В жертву Одину-Вотану приносились волки, которых вешали на ритуальных столбах, называвшихся «волчьим деревом» — vargtre. Даже напротив чертогов Одина Вальгаллы повешен волк:

Легко отгадать,
где Одина дом,
волк там на запад
от дверей висит,
парит орел сверху.

Волк Фенрир — важное существо скандинавской мифологии. Это гигантский волк, сын Локи и великанши Ангрбоды. Фенрира асы вырастили у себя, но когда он стал входить в силу и боги поняли, что он оправдает пророчества и принесет гибель их миру, то решились его связать. Когда они пытались его сковать обычными цепями, то Фенрир легко их рвал, и только созданная только колдовством, из несуществующих материалов (шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор и прочего) цепь смогла сковать Фенрира. При этом ас Тюр, бог права, потерял правую руку. Перед началом Последней Битвы волк Фенрир вырвется и проглотит Одина. Видар, сын Одина разорвет пасть Фенриру, поставив на нижнюю челюсть свой башмак (или пронзив сердце мечом). Примечательно то, что Фенрир проглотит бога, зверями которого и являлись волки. Так, в символическом смысле, Одина поглощает его же собственная «волчья» природа.
Волк и мужской военный союз

Образ волка тесно связан с мужскими военными братствами многих культур и народов. Полагают, что в древние времена инициация молодых воинов могла состоять в их магическом превращении в волков (особенно, если обряд происходил с применением наркотических или опьяняющих веществ), которые должны были некоторое время жить вдали от поселений «волчьей жизнью».

Боевая дружина, военный мужской союз традиционно сравнивается с волчьей стаей. Волк — вор, убийца, насильник, душитель в глазах потенциальной жертвы и символ воинской доблести в глазах воина. Сам воин — волк, его противники — овцы, козы и тому подобные травоядные.

Так убегали
в страхе безмерном
перед Хельги враги
и родичи их,
как козы бегут
по горным склонам,
страхом гонимы,
спасаясь от волка.

Связываясь с мужскими военными союзами волк легко становится символом «внезаконности». Воинский мужской союз в любом случае предполагает некоторый разрыв с семейными родовыми связями и общепринятыми законами. Так образуется свое воинское «братство». Не случайно кровное побратимство было так широко распространено у скандинавских дружинников и викингов в целом.

Воин — волк, оставшись не у дел, выйдя на покой, покоя обычно не обретает, а становится преступником, преследующим своих жертв и преследуемым самим. Так берсерки («медвежьи шкуры», но их вполне можно называться и «ульвсерки» — «волчьи шкуры») становились обидчиками вдов и нежных дев, а также похитителями чужих наследств в исландских сагах. Но и таких волков — преступников находили и убивали. Уничтожение злых берсерков даже ставится в заслугу некоторым героям саг.

Существовала определенная воинская магия, где немалую роль играл волк. Обычно различные части тела волка служили оберегами или талисманами. Также волчий вой и появление волка разъяснялось как воинская примета.
Кеннинги с именем волка в скальдической поэзии

Кеннинги (иносказания) с упоминанием волка были довольно популярны в скандинавской скальдической поэзии. Как говорится в «Языке поэзии» Снорри Стурлусона «Есть зверь, что зовется волк. Его следует упоминать в кеннингах крови и трупов, называя их его пищей и его питьем. Не годится брать для этих кеннингов названия других зверей. Волка также называют «бирюк»… «алчный», «вещий», «лесной житель», «завывала», «Фенрир». Поскольку вся хвалебная и поминальная поэзия скандинавских скальдов строилась на описании битв, ран и трупов, то «лесной житель» поминался очень часто.

Также имя волка упоминалось при назывании любимых детищ скандинавов — кораблей. Корабль называли «конем, или зверем, или лыжами морского конунга, моря, корабельных снастей либо ветра». Соответственно, корабль мог называться «волк корабельных катков».
Оборотничество

Представления о превращении человека в волка распространены по всей Европе. Такое оборотничество приписывается обыкновенно мужчинам и редко — женщинам. Предполагается, что это связано с ритуальным переодеванием в волка и отождествлением с ним во время инициаций в мужском братстве. Также этот обычай сохранился и в календарных праздниках — на те же зимние праздники (будут они называться хоть йолем, хоть святками — молодые мужчины все равно прикидываются разными чудовищами, чтобы получить свою часть съестной добычи). Такое обрядовое оборотничество обычно оказывается временным.

Мужчины, обращающиеся волками, встречаются в исландских сагах и это представлено, как несколько необычное дело, но вполне вероятное. В «Саге об Эгиле» есть Ульв — хороший человек и добрый хозяин, но вечерами его клонило в сон и он избегал людей. И люди поговаривали, что он оборотень, и называли его Кведульвом — «Вечерним Волком». И этот человек по сюжету саги обладает даром предвидения. Его действия подчинены не логике, рассудку или эмоциям, а внутреннему чутью, «звериному нюху».

Берсерки также часто бывали оборотнями. Такие воины часто оказываются неприкаянными в обычной людской жизни. Они мечутся как затравленные звери, временами убивая, оскорбляя или вызывая на поединки людей. Пока их самих не затравят, не обманут и не убьют.

Было и оборотничество другого типа, не «военное», а «бытовое». К нему прибегали колдуны, чтобы превратить другого человека в волка, или чтобы обернуться зверем самому. Такого рода превращения в изобилии описаны собирателями славянского фольклора. Способы заколдовать другого обычны: заколдованное питье (травы и заговор), подложенные заговоренные вещицы и тому подобное. К этому добавляется «опоясывание ремнем», когда на человека накидывается некий поясок и тот превращается в зверя хищного. Есть представления о том, что после превращения в волка, человек постепенно теряет свою человеческую сущность, как бы перестает ее осознавать. Обратиться в волка самому можно ударившись о землю (Мать — Земля дает силу), кувыркнувшись через 12 ножей и с помощью чародейных мазей из трав.

В оборотничестве собственно два кульминационных момента. Важен как способ оборачивания в волка, так и обратное превращение в человека. Так можно снять заговоренный пояс с оборотня или он сам порвется, тогда человек опять становится человеком. И обратное правило: если оборотень кувыркается через нож, воткнутый в пень, а нож этот кто-то вдруг вынет, то тот волк так человеком и не станет.

Так же существуют волкодлаки (оборотни — волки) природные, по рождению. Их различают по шерсти на загривке и другим признакам.
Волк — преступник

И у скандинавов преступник часто представлялся волком.

Лакомство волчье —
падаль — глотал ты,
брата убийцей был твоего,
всем ненавистный
в груде камней
ползал ты, корчась
и раны зализывал!
(«Первая песнь о Хельги Убийце Хундинга», Старшая Эдда)

В древней Исландии был своего рода юридический термин, обозначающий убийцу: композит, состоящий из двух слов «убийство» и «волк» («мордварг»). Древненорвежские и древнеисландские законы различали разные типы убийств, в зависимости от обстоятельств и отношений между убийцей и убитым. Одним из самых тяжких оказывалось убийство беззащитного человека особенно после наступления темноты и попытка скрыть преступление. К такому убийце и относился вышеупомянутый термин «мордварг».

И у славян преступник, в том числе вор, традиционно именовался «волком». Об этом пишет в связи с казнью князя Игоря известный исследователь В.Я. Петрухин. Тут есть и прямая ассоциация современников казненного князя древлян:»Аще ся въвадитъ волк в овце, то выносит все стадо». И как у вора рука может быть «доброй» или «худой», так и у реального волка может быть «хороший» зуб. После его нападения оставшиеся животные плодятся и живут здоровехоньки.
Волк — жених (холостяк)

Жених в славянской свадебной поэзии часто ассоциируется с волком — похитителем невесты. Также в некоторых шуточных песнях волк, нападающий на скотину и загрызающий добычу, нередко приобретает эротическую символику. Волками — то есть «чужими» — представляются друзья и родственники жениха на свадьбе. В сонниках волк снится к приходу сватов. Иногда и родственники невесты ассоциируются с волками, а сама невеста или ее мать с волчицей. Тут проявляется подозрительность стороны жениха к чужой, невестиной родне, их обычаям, повадкам и возможностям навредить. Большей частью, все — таки, образ волка связан с мужчинами и мужской символикой. Женитьба самого волка воспринимается как наказание или способ с этим волком — хищником справиться.
Имя Волка

Имя и называние волка употреблялось или наоборот, накладывался запрет на его употребление, в ритуальных целях. Так могло быть у славян языческое имя — Волк. Известен дьяк Иван Волк Курицын — еретик — «жидовствующий» при Иване III. Подобное второе имя давали для определенного покровительства «хозяина имени». Само название волка служило оберегом. У скандинавов был подобный же обычай. Существовали имена Ульв — «волк», Лейдольв — «ведущий волк», Модольв — «храбрый волк», Раудульв — «рыжий волк», Снеульв — «снежный волк», Тьостольв — «упрямый волк», Вигольв — «сражающийся волк», Эндольв — предположительно «волк — противник» и наконец, Арнольв — «волк орла». Даже о появившемся на свет теленке, поросенке или жеребенке говорят «Это не теленок, а волчонок», чтобы волки приняли его за своего и не пожрали.

Существовали запреты упоминания волка к ночи, и особенно в «волчьи праздники». Для определения волка использовали другие названия: «серый», «Кузьма» (у славян), «бирюк», «алчный», «вещий», «лесной житель», «завывала».
Волчьи амулеты

Глаза, сердце, зубы, когти, шерсть волка служили оберегами, военными талисманами и лечебными средствами повсеместно. Волчий зуб давали ребенку, у которого режутся зубы. Волчий хвост носили от болезней. А вот в любовной магии чаще использовались сердца птиц и половые органы других животных, славящихся большей плодовитостью и похотливостью.
«Волчьи праздники»

У русских разгул волков (и нечистой силы при христианстве) приходился с осеннего Юрия (26 ноября по старому стилю), со дня св. Дмитрия (26 октября) до весеннего Юрия (23 апреля). Таким образом Юрий — покровитель волков — «открывал им пасть осенью и замыкает им пасти весной.

Это похоже на совпадение по времени со старинными данями, которые брали варяги — русь с восточных славян. По свидетельству Константина Багрянородного «Когда наступает ноябрь-месяц, тотчас архонты их выходят совсеми росами из Киава и отправляются в полюдье, что именуется «кружением». Что из себя представляло полюдье и чем иногда заканчивалось для «архонтов — волков» мы знаем по судьбе князя Игоря.

Так называемые «волчьи праздники», большей частью приходящиеся на ноябрь — декабрь, бывали посвящены защитным обрядам от волков. Продолжительность этих «праздников» не превышала девяти дней. В середине зимы волки собираются в стаи. Это время приходится на празднование скандинавского праздника Йоль. Кстати одно из имен Одина — Jolmir- отец зимнего солнцеворота. У южных славян «волчьи праздники» приходились как раз на дни от Рождества до Крещения, на «некрещеные дни». И окончательно празднуется конец разгула волков в первые три дня февраля, на день св. Трифона.
Волчья фауна

Можно отметить связь волка с растительным миром. Это общеевропейские представления о волчьих травах, цветах, ягодах, о волчьих болезнях злаков.

Самое известное растение такого рода «волчье лыко» или «волчьи ягоды», имеет научное название Daphne mezereum. При том, что Аполлон, называемый иногда Аполлоном Ликейским «Волчьим» был безответно влюблен в нимфу Дафну, совпадение, осознанное или нет, кажется примечательным. Это кустарник с белыми или розовыми цветами, распускающимися весной в апреле — начале мая, еще раньше листьев. Ягоды у него ярко-красные и для людей ядовитые. Если же лизнуть кору растения (которую можно ободрать как лыко), то начинает сразу же жечь во рту. Зато кору настаивают на спирте и растирают настойкой тело при хроническом ревматизме. Очень ценится мед с этого растения, как один из самых ранних. А также декоративность кустарника. У него приятный запах, впрочем, вызывающий головную боль.
Приложение:
Волк — зверь, шаманский союзник и зверь силы

В шаманской традиции существует практика поиска и взаимодействия со своим «зверем силы», тотемом или же духом — союзником в образе зверя. Каждый зверь, пресмыкающееся или птица имеют свои особенности, достоинств и умения. И человек, ощущающий родство с этим зверем (будем условно и в общем называть их зверями), может научиться у него многому. Подробнее обо всем этом вы прочтете в других книгах, здесь же остановимся на тотемах, особенно значимых в скандинавской культуре. Ваш зверь силы может быть совсем другим существом, потому не следует читать эту главу, всерьез размышляя, кого бы себе выбрать в союзники. Указанные ниже вероятности того, чему могут научить вас союзники не являются единственно возможными. Каждый «зверь силы» способен научить чему-то особенному. Но даже если это все не «ваши звери» вы все равно можете познакомиться и найти какой-то контакт с ними. Если вы никак не практикуете шаманские техники, то сможете больше узнать о том, на что могла быть похожа «викингская» культура, если описать ее как мир зверей.

Дух зверя — «союзник» всегда имеет качества общие с реальным животным. И его свойства становятся подсказкой человеку, стремящемуся чему-то научиться у своего зверя. Или же человек сам узнает в себе черты, роднящие его с этим зверем. Мы знаем, что тотем волка свойственен не только отдельным людям, но и мужским воинским братствам — был групповым тотемом. Так, даже если человек по природе своей имел или мог иметь другого «союзника», входя в «братство волка» он либо находил себе «союзника» — волка («становился волком»), либо находил язык с этим духом.

Известно, что жизнь реальных волков во многом ритуализирована. Для них важна своя размеченная территория: своя и чужая, те или иные тропы, места предназначенные для одних целей и для других. Такая ориентация в мире как нельзя лучше подходит для мужских братств, собирающихся в то или иное время года для возрастных инициаций и каких-то других неизвестных мне вещей.

Человеку, который в наше время обнаружил свою связь с волком, следует обращать внимание на представление о своей и чужой территории в жизни. В результате он получает четкое ощущение пространства и понимает где именно он в каждый момент времени находится и какие тут правила.

Интересно то, что у волков существует довольно сложная система передачи информации (движение головы, ушей, хвоста, взгляд и пр.). Это очень похоже на знаки и жесты, которыми обмениваются воины, подбирающиеся к врагу. Также и ходить волчья стая старается след в след так, что сложно определить, сколько именно волков тут прошло.

Вой волка — его яркая особенность. Своим воем они могут сообщать что-либо или просто выражать свои эмоции. Для человека — волка это также важно — научиться внятно выражать свои эмоции. Это то, на что для мужчин существует едва ли не культурный запрет в западной цивилизации. При этом внятно — не означает «разрушительным образом». И вообще, это относится не только к гневу, злости или ярости. Волк может повыть просто потому что ему хочется повыть (и для этого ему не обязательно для начала выжрать бутылку водки).

Общество волков основано на иерархии. У каждого зверя есть свое место и свои функции в рамках стаи. Среди самцов, как и среди самок существует своя элита. Они редко выясняют разногласия друг с другом посредством боя. Обычно хватает взгляда, позы или рычания. Обычно волки не любят демонстрировать превосходство, однако умеют с успехом это делать. В людях эта сила тоже бывает заметна, даже если человек ничего особенного вроде бы и не делает. Волк как союзник, как считается, учит развивать в себе силу, уверенность и спокойствие, которые не требуют демонстративных доказательств. Конечно, при индивидуальном общении с духом зверя в шаманском путешествии можно научиться чему-то особому, связанному с вашей непосредственной земной жизнью.

Волчья стая — особое объединение. Иногда она целиком подчиняется авторитету вожака, иногда в ней царит «народовластие». Именно за счет такой гибкости стае обычно удается выжить. Соблюдается определенное равновесие между автократией и демократией. Потому волк как союзник может научить отдельные общества находить подобную гибкую устойчивость, а конкретного человека — способности подчиняться или выходить из подчинения в зависимости от ситуации. Волк также учит, как ни странно, быть дисциплинированным и свободным одновременно.

Волки моногамны (в отличие от своих ближайших родственников — собак, которых, как говорят злые языки, испортили люди) и выбирают себе пару на всю жизнь. Они способны на сильную и постоянную эмоциональную привязанность. Брачный период волков приходится на конец зимы. О волчатах зачастую заботятся не только их прямые родители, но и другие члены стаи. Волки очень чадолюбивы. И отношения с собственными, родственными или даже чужими детьми или подростками обычно может дать очень многое людям — волкам. Не зря военные «волчьи братства» уделяли особенное влияние возрастным инициациям.

В связи с тем, что половозрелости волки достигают по достижению где-то двух лет, предполагают, что энергия волка может особенно проявляться и подобной же цикличностью. Кстати, период обращения планеты Марс, связанной с волками, также около двух лет, потому периоды в два года могут особенно быть важными для людей «марсианского», «волчьего» типа. Если пойти дальше по символическим рядам, то цветом людей волков будет красный или черный и красный, числом — пятерка и так далее. Впрочем, особенно далеко в символических соответствиях уходить не стоит — это уведет нас в излишнюю теоретизацию и интеллектуальные построения. А волк, как и любой зверь — союзник учит возвращаться к природе.

Волки — хищники и во время охоты способны преодолевать большие расстояния. В день волки пробегают около 25-40 километров и спокойно уносят тяжелых овец, закинув их на спину. Путешествия и походы оказываются важными и для современных людей, ищущих родства с духом волка. Проявляется выносливость и сила, и как волк находит, выслеживает и добывает себе добычу, в странствии человек способен найти именно то, что ему нужно.

Волк очень практичен, беспокоится о себе впрок и тому же учит людей. Но речь тут идет не только о здравом смысле, но и о развитии и доверии к своей интуиции. Внутренний голос, который иногда можно услышать, способен подсказать верное решение. А волосы, неожиданно шевелящиеся у вас на голове или кожа, покрывающаяся пупырышками вовсе не от холода, также могут стать решающим доводом. Для волка, вставшая дыбом шерсть — это не признак страха и трусости, а важная реакция тела. Волк не будет лишний раз доказывать другим, на что способен.

Это зверь очень осторожный. При появлении новых видов добычи, волки какое-то время — порой около нескольких лет — не трогают незнакомых зверей. Волки очень умны и способны к своеобразному сотрудничеству с другими существами. Не говоря о людях, которые смогли приручить некоторых предков современных волков, волки могут кооперироваться с воронами. Так ворон и волк оказываются связаны не только символически, но и в реальной жизни. Замечалось, что вороны способны указывать волкам источники пищи и препровождать к ним, потом же подъедать за ними. А в нашей жизни связываются различным образом люди — волки с людьми — воронами.

© Бедненко Г.Б., 1994 — 2002

Галина Бедненко
Образ Ворона у индоевропейцев

Послушать карканье

Ворон связывается сходными поверьями у разных народов мира. Прежде всего это вещая птица. Обычно он предсказывает смерть и другие несчастья: нападение врагов, весть о гибели сына. Также ворон связывается с долголетием, мудростью и знанием, где хранятся клады. Трупная, черная птица — ворон известен как птица, сопутствующая смерти на поле брани. Особенное внимание уделяется повадке воронов выклевывать глаза у мертвых.

Символика ворона у скандинавов не сильно отличается от ассоциаций, связанных с ним в других мифологиях. Для индоевропейцев ворон — черная (почему?) птица, приносящая дурные, хотя и правдивые известия, а также хищник и падальщик, сопровождающий волков и воинов, чтобы поживиться мертвечиной. Образ ворона достаточно непротиворечив, потому недостаток исторически правдивых сведений об отношении к ворону у скандинавов эпохи викингов я дополняю сведениями из других источников. И эта информация уже касается архетипа ворона в целом.
Черный цвет

Во многих мифологиях существуют истории о том, как ворон (или ворона) приобретает свой черный цвет. Восприятие черного цвета ворона как наказание в основном характерно для культур, с предубеждением и опаской относящихся к хтоническому миру и классам существ. Это относится прежде всего к иудейской традиции, классической античной цивилизации и их преемнице — христианской культуре.

Так в греческой мифологии ворон был вестником Аполлона. Он в частности донес солнечному богу об измене его возлюбленной, которую, как ни странно, звали Коронида («ворона») и в результате огорченный Аполлон превратил ворона бывшего белым в черного. Как сказал Овидий:

Ворону он воспретил, ожидавшему тщетно награды
За откровенную речь, меж белых птиц оставаться.

Беременную Корониду и ее любовника Аполлон убил, а ребенка вынул и отдал на воспитание кентавру Хирону. Так появился бог врачевания Асклепий. Аполлон, впрочем, и сам обращался в ворона, чтобы указать людям, где построить новый город. И эта деталь указывает на древние корни мрачной, жестокой стороны Аполлона.

Существует библейского происхождения легенда о вороне, проклятом или наказанном Богом или Ноем за то, что выпущенный из ковчега чтобы узнать, закончился ли потоп, он не вернулся назад. В наказание за это, ворон, бывший когда-то белым как снег и кротким как голубь стал кровожадным и черным, и обречен питаться падалью.

Эту версию подхватывает и христианство. В европейской средневековой традиции ворон становится олицетворением ада и дьявола, а его антагонист голубь — рая, святого духа и христианской веры. Этот принцип основан прежде всего на еврейской традиции деления животных и птиц на чистых и нечистых.
Вещая птица несчастья

Замечено, что ворон умеет подражать человеческой речи, потому воспринимается как вестник, умеющий говорить человеческим языком. Поскольку же цвет его оперенья черный, а сам голос считается неблагозвучным, то ассоциируется он исключительно с дурными новостями, хотя и правдивыми. Вообще понятие «дурной вестник» никак не связано с качествами того, кто новости приносит, а всегда с отношением к самим этим новостям.

Ворон предсказывает скорую смерть, а также различные несчастья или неудачи. Для охотника или рыболова, отправляющегося на промысел, например, крик ворона означает неудачу. Поэтому русские охотники избегали упоминания ворона и называли его «верховым» или даже «курицей».

В народном восприятии ворон связывался с кровопролитием, насилием и войной. О кровожадности свидетельствует его крик, передаваемый возгласом «кровь, кровь!» Стаи ворон воспринимались в прошлом на Руси как предвестники набега татар.
Ворон и богатства

Ворон, как существо хтоническое, обладает сокровищами и богатством, а также способностью их обнаруживать и добывать. Он охраняет клады, спрятанные в земле. Верили также, что в гнезде ворона хранятся невидимые богатства: золото, серебро и драгоценные камни. Насобирав много золота и серебра, ворон золотит себе голову и хвост.

Всем известна слабость птиц семейства вороновых к блестящим предметам. Известно славянское поверье о злом духе в образе черной птицы, которая крадет и носит своему хозяину богатство за то, что тот держит его за печью, гладит, кормит яичницей и не выбрасывает его помета.
Птица Одина

Ворон считался священной птицей разных богов разных мифологий. Так он был птицей Аполлона и Афины (у нее была ворона — помощница), древнего Кроноса, ревнивой и подозрительной Геры, ирландского «мастера всех ремесел» Луга. Но наиболее выразительной оказывается роль воронов — спутников скандинавского Одина, бога битв и колдовства. Имена двух его воронов — Хугин и Мунин — «думающий» и «помнящий» (или «мысль» и «память»). Вороны отражают вещую, провидческую, колдовскую природу Одина так же, как волки — его агрессивную и хищную сторону.
Кеннинги с именем ворона

Ворон — птица, поедающая трупы убитых врагов и друзей — пользовалась особенным вниманием скандинавских скальдов, воспевающих битвы. И скандинавы эпохи викингов не видели в вороне ничего скверного или нечистого. Как птица битвы ворон был равен орлу, также ассоциирующимуся с Одином. Названия всех других птиц мужского пола при соединении со словами «кровь» и «трупы» означали воронов или орлов (например, «тетерев крови» или «коршун трупов»). Это так называемые «хейти» воронов. Как говорит еще Снорри Стурлусон в «Языке поэзии»: «Ворона называют: «вран», «Хугин», «Мунин», «важный», «ранний», «считающий годы», «предвестник трупов».
Посредник

Ворон — летающая птица, потому связан с небом. Вместе с тем его черный цвет и привычка копаться в земле и умерших связывает его с землей. Так ворон становится посредником между небом и землей. Чаще всего он оказывается посредником между живыми и мертвыми, например, принося весть о смерти сына или любимого. В шаманских культурах ворон — посредник между мирами вообще.

Особенным могуществом ворон наделяется в шаманских культурах индейцев Северной Америки и палеоазиатских культурах. У палеоазиатов — чукчей, например, он культурный герой. Полагают, что изначальные мифы о Вороне созданы были в период некоего генетического единства палеоазиатских народов и индейцев Северной Америки. У индейцев он — культурный герой, а палеоазиатов — патриарх семейства, от которого произошли люди. Так ворон оказывается опять же «посредником», связывающим коренные народы двух континентов.

Посредник и культурный герой, ворон приносит спасение тем, кто оказался между жизнью и смертью. Так даже в Библии, неласково относящейся к воронам, есть история о пророке Илии, которому ворон приносил пищу, во время пребывания того в пустыне. В русских сказках ворон приносит живую и мертвую воду герою.
Ворон и всемирный потоп

Удивительным образом, ворон оказывается посредником между сушей и водой. Умирающим на земле (или в пустыне) он приносит живую и мертвую воду или съестные припасы. Огромное развитие получила история участия ворона в спасении при всемирном потопе. Здесь он также оказывается посредником между водой и сушей.

В вавилонском эпосе о Гильгамеше Ут-напишти посылает ворона из своей лодки, на которой он спасается от потопа, узнать, не появилась ли суша. Ласточка и голубь суши не нашли и вернулись, а ворон нашел и потому не вернулся. И в этой традиции ворон был «благим вестником», хотя и не вернувшимся. Вороны — птицы умело приспосабливающиеся к обстоятельствам и уж конечно найдя сушу не стали бы возвращаться обратно к лодке посреди моря. В фильме исландского режиссера Храфна Гуннлаугсона «Тень ворона» исландцы, боясь, что сбились с курса, выпускают ворона со своей лодки. И то, что ворон не возвращается на корабль считают удачей и близостью земли. И плывут туда, куда улетает ворон. Речь в фильме идет о событиях 1077 года, возможно такой обычай и был у исландцев того времени.

В библейском, восходящем к вавилонскому, описании потопа ворон также не вернулся, а вот голубь вернулся и даже принес ветвь оливы. То есть ворон оказался «дурным» вестником, а голубь «хорошим». В постбиблейской еврейской и мусульманской традициях эта трактовка становится еще выпуклее. Например Ной проклинает ворона и тот из белого становится черным и благословляет голубя. Хотя это кажется довольно странным, потому что возвратившись, голубь же не мог рассказать Ною в какой стороне и как далеко находится земля. (В общем большей частью в мифологии «цивилизованных» народов, приносит ворон весть или не приносит вовсе, его все равно проклинают.)
Трикстер

В мифах индейцев Северной Америки и палеоазиатов (чукчи, коряки и др.) Ворон — получеловек — полуптица, культурный герой и плут — трикстер. Он любит коварные розыгрыши и злые проделки; он и мудр, и глуп одновременно. Вдобавок прожорлив и похотлив. Трикстер склонен менять свой пол. Такая «обоеполость» ворона в русском языке выражается в одинаковом названии разных птиц: «ворон» и «ворона», а в древнеисландском «hravn» и «hrevna». Как будто ворон это «муж вороны» или превращенный в нее. Также ворон является одним из излюбленных существ в шаманских культурах.
Ворон у славян

В славянских народных представлениях нечистые и зловещие птицы. Как и другие птицы семейства вороновых (галка, грач), они объединены сходными поверьями и названиями. Воронье, гайворонье, гай, галь, галье, чернь — собирательные название всех этих птиц в целом.

Ворон — вещая птица. Он живет сто или триста лет и владеет тайнами: предсказывает смерть. нападение врагов, в былинах дает советы героям, в сказках указывает на зарытый клад, в песнях приносит матери весть о гибели сына и т.п. Птицы этого семейства имеют черную окраску и противопоставляются добрым, кротким и святым птицам, в особенности голубю, как зловещие, хищные и нечистые, что находит отражение в представлении и птичьем облике душ людей, в христианизированных легендах о всемирном потопе и др. С другой стороны на противопоставлении белого (или пестрого) и черного (как безобразного) оперения строится комизм ряда сказок о вороне.

Выявляется дьявольская природа птиц семейства вороновых. Ворона считают черным, потому что он создан дьяволом. В нем видят нечистую силу. Черт принимает его облик. В этом образе черт летает ночью по дворам и поджигает кровли. Верят, что черти в виде ворон слетаются и кружат над домом умирающего колдуна, чтобы помочь выходу его души из тела. Души злых людей представляют в виде черных воронов или ворон. Считают, что ведьму можно определить по по черному ворону, сидящему на ее доме.

Бытовала библейского происхождения легенда о вороне, проклятом или наказанном Богом или Ноем за то, что выпущенный из ковчега чтобы узнать, закончился ли потоп, он не вернулся назад. В наказание за это, ворон, бывший когда-то белым как снег и кротким как голубь стал кровожадным и черным, и обречен питаться падалью. С представлением о галках и воронах как нечистых птицах связан запрет употреблять их в пищу.

Хищность, кровожадность и разбой — характерные мотивы в представлении о вороне. Они как и ястребя охотятся на цыплят. Чтобы уберечь цыплят от ворон, вывешивают на дворе убитую сороку. Считают, что если опрокинуть горшок вверх дном, то вороны не смогут увидеть цыплят. С той же целью в день Рождества ворон и ястребов называют в некоторых метах голубями. [А почему в Рождество?] Хищность связывает в поверьях ворона с волком. Существует примета: кто поет в лесу и увидит ворона, тот обязательно столкнется в волком. Карканье ворона, пролетающего над стадом, предвещает скорое нападение на стадо волка. Согласно польской легенде вороны и галки произошли из щепок, когда дьявол создавал волка, вытесывая его из дерева. Как и других хищных птиц, убитых ворон вывешивали для отпугивания злых сил, а также на поле — для отпугивания воробьев.

В народном восприятии ворон связывается с кровопролитием, насилием и войной. О кровожадности свидетельствует его крик, передаваемый возгласом «кровь, кровь!» Чтобы ружье било без промаха, охотники смазывали его дуло кровью ворона. Стаи ворон воспринимались в прошлом как предвестники набега татар. Мотив крови присутствует в легенде о вороне, которая хотела пить крови капавшей из ран Христа, за что Бог проклял ее, отчего ее клюв по краям навеки получил кровавый цвет.

Для поверий о вороне характерен мотив кражи. Согласно поверью, человек станет вором, если съест сердце или мясо ворона. Мотив кражи представлен в легенде, где ворона уличает св.Петра перед Богом в краже коней, криком «Украл! «, в отличие от кукушки, которая кричала «Ку-пил». С кражей коней связывается и сон о вороне. Считают, что ворона своим карканиьем обличает вора или кражу.

Выявляется связь птиц семейства вороновых со смертью и миром мертвых. Хтоническая символика ворона представлена в раннем арабском свидетельстве аль_Масуди (ум. 956). Он описывает славянского идола в виде старца с посохом, которым то извлекает из могил останки умерших. Под левой его ногой помещены изображения ворона и других черных птиц, под правой — муравьев. В похоронных причитаниях смерть залетает в окно черным вороном.

Ворон предсказывает скорую смерть, а также различные несчастья. Для охотника или рыболова, отправляющегося на промысел, крик ворона означает неудачу. Поэтому охотники избегают упоминания ворона и называют его «верховым» или «курицей».

Ворон обладает сокровищами и богатством. Он охраняет клады, спрятанные в земле. Верят, что в гнезде ворона хранятся невидимые богатства: золото, серебро и драгоценные камни. Насобирав много золота и серебра, ворон золотит себе голову и хвост.

Взаимосвязь вороны и муравья выявляется и в народной традиции. Но здесь отношения между ними носят враждебный характер. Ворон, например, старается вывести птенцов в марте или феврале, пока муравьи еще не вышли из земли, иначе они поедят его птенцов. С этим представлении связана сказка о состязании муравья с вороной о том, кто из них сильнее. Ворона проиграла.
Библиография:

Сумцов Н.Ф. Ворон в народной словесности// Э.О. — 1890 — кн. 4 — #1. — с. 61-86.

Клингер В. Животное в античном и современном суеверии. — Киев: 1909-1911.
Приложение
Ворон: Жизнь и Сказка

Ворон — член семейства врановых и многие из них разделяют его качества, будучи «птицами силы» человека. Одна из излюбленных в наше время птиц — его родственниц — серая ворона (черная ворона обитает довольно далеко от наших мест, потому наяву не встречается).

Ворон — птица, приносящая людям вести из иного мира. И обычно новости недобрые. Вороны учат нас тому, что правда важнее и реальнее иллюзий и сказок, как бы не хотелось людям с ними расставаться. Люди — вороны могут «каркать» и предсказывают недоброе. И часто всего это предвидение предстоящих событий. (Конечно, это не означает, что следует предвещать людям неприятности, если они вообще ни о чем не спрашивают.)

Вороны — это трикстеры. Те или иначе это творец и шутник одновременно. Дух ворона может помочь превратить вашу жизнь и самих себя в нечто новое. Это дух, помогающий также оборотничеству и пониманию «языка животных». Традиционно эта птица — хороший помощник в магии и мы не будем отрекаться от этого представления. Дух ворона очень хорошо относится к прикладным видам творчества и способности создавать те или иные полезные и красивые вещи. Особенно проявляется его связь с кузнечным делом.

Это серьезная птица, всегда имеющая свое твердое мнение по разным поводам. (Особенно хорошо с этим знакомы владельцы ручных воронов и всех птиц семейства врановых.) Потому не относитесь к посланиям или советам своего союзника — ворона легкомысленно.

Серые вороны — это отдельная история. У них не такой серьезный и мрачноватый характер, как у воронов. Они крайне умны и как будто знают это. В любой ситуации они чувствуют себя на своем месте, просто все остальное может дико путаться, а другие — ошибаться. Зачастую это относится и к людям, чьим тотемом является ворона.

Вороны чрезвычайно довольны собой и хвастливы. Не случайно это давно стало предметом насмешек в сказках и животных быличках. Но правда в том, что у ворон есть основания гордиться собой. Когда проверяли на системность мышления (надо было найти еду под множеством колпачков) школьников, студентов и серых ворон, то вороны опередили студентов. Вороны легко придумывают что-то новое: они давно умеют размачивать слишком сухие сухари в воде или подкладывать их под трамвай, чтобы раскрошились. В какой-то момент в Москве они начали съезжать с маковок кремлевских церквей, просто катаясь и получая от этого удовольствие, царапая при этом золото, покрывающее эти маковки. Они много чего способны вдруг придумать. Творческая сила воображения и практицизм идут рука об руку, если вашим тотемом является ворона.

Это птицы бдительные и осторожные. Они готовы предусмотреть все заранее. И не подпустят чужака ближе, чем нужно. Лишний раз рисковать они не любят. Зато легко адаптируются. Тому же они учат «своих людей». Упрямы и имеют свое мнение они не меньше чем другие врановые.

Как и другие врановые это птица — падальщик, питающаяся всем, что попадется. В человеческой жизни это удивительным образом бывает схоже с различными, случайными и непостоянными «источниками пищи и заработка». И падаль подбираемая вороной в этом случае превращается в «милость», «спонсорскую помощь» или «щедрую доброту» от другого человека. Люди, чьим тотемом является ворона умеют добывать необходимые деньги разными способами.

Самец и самка вороны строят гнездо совместными усилиями. Это же оказывается важным для людей — ворон. Здесь вся ответственность за обустройство домашнего очага не перекладывается только на женские плечи. Вдобавок, важным оказывается наличие именно своего постоянного «гнезда». Вороны меняют свои гнезда и это тоже является для людей, близких этому духу, гармоничным способом проживания.

Как и другие птицы, вороны способны научить человека пониманию ветра или течения их жизни. Тому, куда дует ветер и куда их ведет собственная жизненная сила и «намерение Вселенной».
Сказка про Ворона

— Ну, это вопрос, недостойный ворона. Ворон должен знать все, ибо мудр. Как в сказке про короля Марка, помните? Нашел однажды король Марк волшебное кольцо, и позволяло то кольцо видеть скрытый смысл вещей и понимать зверей и птиц. И отправился по дороге, одевшись бедным рыцарем. Устал, лег под деревом — и слышит, как на ветку сели два ворона, молодой и старый, и ведут разговор. Спрашивает молодой старого: «Дедушка, сговаривают за меня двух девиц-ворониц: Мэри и Элен. Обе они молоды и прекрасны, обе из хороших семей, и приданое большое дают: за Мэри — мышиную страну под гумнами да амбарами, а за Элен — поле у трех дорог, где каждый год рыцари на поединки сходятся».

Старый спрашивает: «А сам ты к кому склоняешься?»

— «К Мэри, дедушка. Лучше, думаю, быть ангелом смерти в мышиной стране, чем ждать, когда наш ангел смерти на пир протрубит».

Помолчал старый, подумал. Говорит наконец: «Бери в жены Элен».

— «Почему?»

— «А потому, внучок, что умрет скоро наш король Марк, и начнут дети его меж собой королевство делить и переделять, и на второй год иссякнет зерно на гумнах и в амбарах, и поедят мыши мышат своих и сами издохнут, а на поле твоем павших рыцарей и коней год от году прибывать станет, и придет тогда Мэри к тебе проситься в наложницы».

— «А как ты знаешь, дедушка, что король Марк умрет скоро?»

— «Как же не знать, когда он под деревом нашим лежит и нас слушает, потому что на пальце у него волшебное кольцо, а того не ведает, что кольцо это камнем внутрь повернуть надо, и только тогда ему суть вещей откроется…»

Услышал это король Марк, повернул кольцо, и открылась ему суть вещей. И ужаснулся он тому, что увидел, поседел в одночасье и умер…

Лазарчук. Транквилиум.

© Бедненко Г.Б., 1998 — 2003

Оставить комментарий