Статья новгородского археолога и бургомистра Василия Сергеевича Пономарёва, опубликованная 27 октября 1943 году в газете «За родину», издававшаяся на оккупированных Третьим Рейхом территориях Северо-Запада РСФСР с осени 1942 года (Псков) до лета 1944 года (Ревель). По мнению историка Кирилла Михайловича Александрова, «с конца 1944 по 7 мая 1945 (№ 56/779) газета издавалась в Виндаве (Вентспилс, Курляндия) для русских добровольцев и беженцев».
Газета «За Родину», Псков, № 251 (346), Среда, 27 октября 1943 года, страница 4.
«Палица Перуна: Из новгородских легенд
«Троица Коломица.
Перынь Богородица,
Шило святое,
Юрь монастырь.
Помогай нам»
Так молятся поозеры, выезжая в Ильмень озеро, подчас грозно вздымающее свои воды. Поозерские рыбаки призывают помощь и покровительство святых монастырей, воздвигнутых усердием благочестивых новгородцев на берегах Ильмень озера у истоков Волхова.
«Перынь Богородица», – как странно звучит в названии монастыря соединение имён славянского языческого бога Перуна громовержца и христианской кроткой Богородицы. В этом, дожившем до наших дней сочетании имен языческого и христианского, из глубины веков дошёл отзвук соединения культур и вер, остатков язычества с христианством, совершившегося в Новгороде в конце X и в начале XI веков.
На Руси, как и раньше, в Римской империи, победившее христианство освящало места языческих святилищ и кладбищ сооружением храмов, сила святости которых должна была изгнать нечистых бесов, в которых теперь превратились языческие боги, былые хозяева этих мест.
И в Новгороде Великом на месте капища языческого Перуна был построен монастырь Рождества Богородицы, получивший наименование «Перынекого» или в народе просто: «Перынь Богородица». Имя языческого бога не умерло до сих пор и живёт в названии Перынской Рощи, живописно раскинувшейся на полуостровке, выступающем в озеро при самом истоке Волхова. Весной, в половодье, Перынь превращается в остров, где меж сосен белеет небольшая церковка скита, бывшего до революции местом уединения монахов соседнего Юрьева монастыря.
После революции в Перынском ските сначала устроили было так называемую культбазу для лодочных прогулок, а потом, забросив её, построили рыбозавод, загрязнивший весь этот, прежде чистый, тенистый уголок гниющими рыбными отбросами. Так обезобразили и осквернили историческое место, где некогда среди дубовой рощи возвышался идол Перуна.
В 991 году, когда согласно древней пословице, – «Путята крестил новгородцев мечом, а Добрыия огнём», идол Перуна был низвергнут. Об этом софийская летопись повествует так: «Прииде Нову городу архиепископ Аким и требища разори и Перуна посече повеле влещи в Волхов и повязавши ужи влечеху по калу бьюще железием и пихающе. И в то время вошёл в Перуна бес и возопил: «О, горе! Ох, мне!» Достался немилостивым сим рукам. И вриниша его в Волхов».
Тщетно толпы язычников, старцев и женщин с детьми молили повергнутого и попираемого бога воспрянуть и поразить нечестивцев молнией и громом, он не внял их мольбами. И расходясь, сказали новгородцы:
«Плыви, дубовый бог,
Плыви себе, плыви»
И он поплыл вниз по Волхову к городу, но когда воды несли бога сквозь устои великого моста, Перун внезапно воспрянул и, бросив свою палицу на мост, изрёк: «На сем мя поминают новгородские дети». Заповедав этим биться новгородцам на великом волховском мосту и, прибавляет летописец, «ныне безымные убивающие утеху творят бесам».
Спускаясь дальше по течению, идол Перуна приплыл к берегу у устья речки Питьбы, впадающей в Волхов. Тут один питьбянин вышел на реку, собираясь в лодке везти горшки продавать в город. Увидев Перуна, питьбянин ударил его шестом и, оттолкнув, сказал: «Довольно ты, Перунище, поел – попил, плыви теперь прочь».
Седой Волхов унёс Перуна. Но по его завету много веков бились новгородцы на Волховском мосту. Мост был не только местом кровавых междоусобных битв, в которых сталкивались сторонники враждебных социально-политических партий, боровшихся в вечевом городе, но здесь происходили и, подчас тоже кровавые, игры, в которых тешили свою удаль молодцы новгородские, как об этом поётся в былине о Василии Буслаеве.
Древний обычай биться дубинками на мосту, вероятно, и породил легенду о палице Перуна, брошенной на мост. Этой легендой народная мысль объясняла себе обычай, происхождение которого было давно забыто. Обычай этот, несомненно, имеет языческое происхождение и, возможно, был действительно связан с культом Перуна, у капища которого могли происходить такие боевые игрища, подобные тем военным играм, которые устраивались во время языческих погребальных тризн подле курганов.
Культовое происхождение данного обычая подтверждается и тем, что даже новгородская церковь, несмотря на отрицательное отношение церковного летописца к этой «бесовской забаве», всё же нашла необходимым до известной степени взять подобные игры под своё покровительство.
Это видно из того, что те дубинки или палицы, которыми новгородцы бились на волховском мосту, хранились в одной из церквей, именно в церкви Бориса и Глеба, находившейся близ Волховского моста. Этот интересный факт свидетельствует о том, что при таких играх бились не просто любыми палками, а особыми палицами, хранившимися в священном месте – в церкви. Оттуда, из церкви Бориса и Глеба, эти дубинки были взяты и сожжены в 1652 году по приказанию Новгородского митрополита Никона.
Никон, после подавления новгородского восстания 1650 года, стремился изгладить последние следы новгородской самобытности и уничтожить древние новгородские обычаи.
Но совершенно изгладить всех обычаев Москве не удалось.
В XVIII-XIX веках ещё было в обычае у новгородцев сходиться на бой – сторона на сторону, но только уже теперь не на мосту, а зимой на льду реки Волхова. В этих битвах стенкой на кулачках ещё в конце XIX века принимали участие взрослые парни и даже мужики. А до последних лет сбегались сражаться и ребятишки с Софийской стороны против ребят Торговой. Такие сражения происходили всегда в определённом месте против древней Буяновской улицы Торговой стороны. Там же раньше бились новгородские парни и мужики, неведомо для себя выполняя древний обычай, идущий ещё от языческих времён.
Так, в детских играх последнего времени доживал обычай тысячелетней древности.
Немало и других древних обычаев ещё живёт среди нас, но только мы не знаем и не задумываемся о их древнем происхождении».
